Два часа спустя после события, о котором мы рассказали и которое не
оставило никаких следов на лице Екатерины, г-жа де Сов, закончив свою
работу у королевы, поднялась в свои покои. Вслед за ней вошел Генрих и,
узнав от Дариолы, что заходил Ортон, направился прямо к зеркалу и взял
записку.
Записка, как мы уже сказали, была составлена в следующих выражениях:
"Сегодня в десять часов вечера, улица Арбр-сек, гостиница "Путеводная
звезда". Если придете - ответа не надо; если не придете - скажите подателю
письма "нет".
Адресат не был указан.
"Генрих непременно пойдет на свидание, - подумала Екатерина. - Если
даже ему и не захочется идти, то теперь он не сможет сказать подателю
письма "нет"!
Екатерина не ошиблась. Генрих спросил об Ортоне, и Дариола сказала
ему, что он ушел с королевой-матерью, но, найдя записку на месте и зная,
что бедный мальчик не способен на предательство, Генрих не стал
беспокоиться.
Он, как обычно, пообедал у короля, который то и дело подтрунивал над
ошибками, какие допускал Генрих утром на соколиной охоте.
Генрих оправдывался тем, что он житель гор, а не равнин, но обещал
Карлу изучить соколиную охоту.
Екатерина была очаровательна и, вставая из-за стола, попросила
Маргариту составить ей компанию на весь вечер.
В восемь часов Генрих, взяв с собой двух дворян, вышел с ними из
Парижа в ворота Сент-Оноре, сделал большой крюк, вернулся в город со
стороны Деревянной башни, переправился через Сену на пароме у Нельской
башни, поднялся к улице св. Иакова и здесь отпустил дворян, словно его
ожидало любовное свидание. На углу улицы Де-Матюрен он увидел закутанного
в плащ всадника и подошел к нему.
- Мант, - сказал всадник.
- По, - ответил король.
Всадник тотчас же спешился. Генрих закутался в его плащ, весь
забрызганный грязью, сел на его коня, от которого шел пар, вернулся назад
по улице Ла-Гарп, снова переехал через реку по мосту Мельников, спустился
на набережную, свернул на улицу Арбр-сек и постучал к Ла Юрьеру.
В знакомой нам зале сидел Ла Моль и писал длинное любовное письмо;
кому он писал - вам известно.
Коконнас пребывал на кухне вместе с Ла Юрьером, наблюдая, как жарятся
на вертеле шесть куропаток, и спорил со своим другом-трактирщиком, при
какой степени прожаренности надо снимать куропаток с вертела.
В эту самую минуту постучался Генрих. Грегуар открыл дверь, отвел
лошадь в конюшню, а приезжий вошел в залу, так топая, точно хотел согреть
окоченевшие ноги.
- Эй! Ла Юрьер! - крикнул Ла Моль, не отрываясь от письма. - Вас тут
спрашивает какой-то дворянин.
Ла Юрьер вошел в зал, осмотрел Генриха с головы до ног и, так как
плащ из грубого сукна не внушал ему большого уважения, спросил короля:
- Кто вы такой?
- Ах ты, Господи! - воскликнул Генрих. - Этот господин, - продолжал
он указывая на Ла Моля, - сию секунду сказал вам, что я гасконский
дворянин и приехал в Париж, чтобы явиться ко двору.
- Что вам угодно?
- Комнату и ужин.
- Хм! - хмыкнул Ла Юрьер. - А у вас есть лакей? Как известно
читателю, это был обычный его вопрос.
- Нет, - ответил Генрих, - но я рассчитываю нанять его, когда
преуспею.
- Я не сдаю господских комнат без лакейских, - ответил Ла Юрьер.
- Даже если я предложу вам за ужин золотой нобль с розой, а за все
остальное рассчитаюсь завтра?
- Ого! Уж больно вы щедры, дворянин! - сказал Ла Юрьер, подозрительно
глядя на Генриха.
- Нет. Но, намереваясь провести вечер и ночь в вашей гостинице,
которую мне очень хвалил один дворянин, мой земляк, я пригласил поужинать
со мной приятеля. У вас есть хорошее арбуасское вино?
- У меня есть такое, что лучше не пивал и сам Беарнец!
- Отлично! Я заплачу за него отдельно... А вот и мой гость!
В самом деле, дверь отворилась и пропустила другого дворянина, на
несколько лет старше первого, с огромной рапирой на боку.
- Ага! Вы точны, мой юный друг! - сказал он. - Вы явились минута в
минуту - это что-нибудь да значит для человека, проделавшего двести миль!
- Это ваш гость? - спросил Ла Юрьер.
- Да, - ответил тот. Он приехал первым и сейчас, подходя к молодому
человеку с длинной рапирой, пожал ему руку, - приготовьте нам ужин.
- Здесь или у вас в комнате?
- Где хотите.
- Хозяин! - крикнул Ла Моль Ла Юрьеру. - Избавьте нас от этих
гугенотских физиономий; мы с Коконнасом не сможем говорить при них о своих
делах.
- Эй! Накройте ужин в комнате номер два, на четвертом этаже, -
приказал Ла Юрьер. - Идите наверх, господа, идите наверх!
Оба приезжих последовали за Грегуаром, шедшим впереди и освещавшим
путь.
Ла Моль смотрел им вслед, пока они не скрылись; обернувшись, он
увидел, что Коконнас высунул голову из кухни. Широко раскрытые глаза и
разинутый рот придавали его лицу вид неописуемого изумления.
Ла Моль подошел к нему.
- Видал, черт побери? - спросил Коконнас.
- Что?
- Двух дворян?
- И что же?
- Готов поклясться, что это...
- Кто?
- Да.., король Наваррский и человек в вишневом плаще.
- Клянись, если хочешь, только тихо.
- А, ты их тоже узнал?
- Конечно.
- Зачем они сюда пришли?
- Какие-нибудь любовные делишки.
- Ты так думаешь?
- Уверен.
- Я предпочитаю любовным делам хорошие удары шпагой. Я готов был
поклясться, а теперь бьюсь об заклад...
- Из-за чего?
- Что тут какой-нибудь заговор.
- Э! Ты с ума сошел.
- Я тебе говорю...
- А я тебе говорю, что если они заговорщики, то это их дело.
- Что ж, это верно! Ведь я больше не служу у Алансона, так что пускай
себе улаживают свои дела, как их душе угодно.
Так как куропатки достигли, по-видимому, той степени прожаренности,
какую любил Коконнас, то пьемонтец, рассчитывавший на них как на самое
лакомое блюдо своего ужина, позвал Ла Юрьера, чтобы тот снял их с вертела.
А в это время Генрих и де Муи устроились у себя в комнате.
- Государь! Вы видели Ортона? - спросил де Муи, когда Грегуар накрыл
на стол.
- Нет, но я получил записку, которую он положил за зеркало. Я думаю,
мальчик испугался; дело в том, что его застала там королева Екатерина, он
и убежал, не дожидаясь меня. Я было немного встревожился, когда Дариола
сказала мне, что королева-мать долго разговаривала с Ортоном.
- О! Это не опасно. Он ловкий постреленок, и, хотя королева-мать
знает свое дело, он обведет ее вокруг пальца, я в этом уверен.
- А вы, де Муи, видели его потом? - спросил Генрих.
- Нет, но я увижу его сегодня: в полночь он должен зайти сюда за мной
и принести мне добрый мушкет, а когда мы отсюда выйдем, он все мне
расскажет.
- А что это за человек был на углу улицы Де-Матюрен?
- Какой человек?
- Человек, который дал мне лошадь и плащ; вы в нем уверены?
- Это один из самых преданных нам людей. А кроме того, он вас не
знает, ваше величество, и даже не представляет себе, с кем он имел дело.
- Значит, мы можем говорить о наших делах совершенно спокойно?
- Вне всякого сомнения. А кроме того, Ла Моль на страже.
- Чудесно.
- Так что же сказал герцог Алансонский, государь?
- Герцог Алансонский не хочет уезжать, де Муи, он вполне ясно дал это
понять. Избрание герцога Анжуйского на польский престол и нездоровье
короля изменили все его намерения.
- Так это он разрушил наш план?
- Да.
- А он нас не выдаст?
- Пока нет, но выдаст при первом удобном случае.
- Трусливая душонка! Предательский умишко! Почему он не отвечал на
письма, которые я ему писал?
- Для того, чтобы иметь доказательства, но не предъявлять их. А пока
все проиграно, не так ли, де Муи?
- Напротив, государь, все выиграно. Вы прекрасно знаете, что
гугенотская партия, кроме небольшой группы сторонников принца Конде, была
за вас и сделала вид, что завязывает отношения с герцогом Алансонским
только для того, чтобы он служил ей защитой. И вот, после приема послов, я
их всех снова объединил и связал с вами. Ста человек было достаточно,
чтобы бежать с герцогом Алансонским; теперь у меня пятьсот; через неделю
они будут готовы и расставлены отрядами вдоль дороги на По. Это будет уже
не бегство, а отступление. Государь! Вам довольно пятисот человек? Будете
вы чувствовать себя в безопасности с таким войском?
Генрих улыбнулся и хлопнул его по плечу.
- Ты-то знаешь, де Муи, - и знаешь только ты один, - что король
Наваррский от природы не так уж пуглив, как о нем думают, - сказал он.
- Боже мой! Я-то знаю, государь, и надеюсь, что уже недалек тот час,
когда вся Франция будет знать это не хуже меня.
- Но когда люди составляют заговор, им нужен успех. Первое условие
успеха - решимость, а чтобы к этой решимости присоединились быстрота,
прямота, твердость, нужна уверенность в успехе.
- Превосходно! Государь, по каким дням бывает охота?
- Каждую неделю или каждые десять дней - или с гончими, или соколиная.
- А когда была последняя?
- Как раз сегодня.
- Значит, через неделю или через десять дней двор снова поедет на
охоту?
- Вне всякого сомнения, а может, даже раньше.
- Выслушайте меня: по-моему, все совершенно успокоились - герцог
Анжуйский уехал, о нем забыли и думать. Здоровье короля с каждым днем
улучшается. Преследования нас, гугенотов, почти прекратились.
Расстилайтесь перед королевой-матерью, расстилайтесь перед герцогом
Алансонским, твердите ему все время, что не можете уехать без него,
постарайтесь, чтобы он вам верил, - это самое трудное.
- Будь покоен, он поверит!
- А вы думаете, что он так доверяет вам?
- Господь с вами, вовсе нет. Но он верит всему, что говорит королева
Наваррская.
- А королева служит нам искренне?
- О! У меня есть тому доказательства. А кроме того, она честолюбива,
и наваррская корона, которой нет, жжет ей лоб.
- Хорошо. Тогда за три дня до охоты пришлите мне сказать, где она
будет - в Бонди, в Сен-Жермене или в Рамбуйе; прибавьте, что вы готовы. А
когда увидите, что впереди скачет де Ла Моль, следуйте за ним и мчитесь
что есть духу. Только бы вам удалось выехать из лесу, а там пусть
королева-мать, если ей захочется вас видеть, летит за вами вслед. Но я
надеюсь, что ее нормандские лошади не увидят даже подков берберских
лошадей и испанских жеребцов.
- Решено, де Муи.
- У вас есть деньги, государь?
Генрих сделал гримасу, какую делал всю жизнь, когда ему задавали этот
вопрос.
- Не слишком много, но, по-моему, деньги есть у Марго.
- Все равно, ваши ли, ее ли, берите с собой как можно больше.
- А ты что будешь делать тем временем?
- После того, как я устрою дела вашего величества - а я занялся ими,
как вы видели, добросовестно, - надеюсь, что вы, ваше величество,
разрешите мне заняться моими делами?
- Конечно, де Муи, конечно! Но какие это у тебя "свои дела"?
- Сейчас скажу, государь. Ортон, - а он мальчик очень умный, я
особенно рекомендую его вашему величеству - вчера сказал мне, что встретил
около Арсенала этого разбойника Морвеля, который благодаря заботам Рене
теперь поправился и греется на солнышке, как и подобает змее.
- Ага! Понимаю, - сказал Генрих.
- Понимаете? Это хорошо... Когда-нибудь вы станете королем, государь,
и если вы тоже захотите кому-нибудь отомстить, то отомстите по-королевски.
Я же солдат и буду мстить по-солдатски. Поэтому, как только наши делишки
уладятся, что даст этому разбойнику еще пять-шесть дней на поправку, я
пройдусь около Арсенала, пришпилю мерзавца к земле четырьмя хорошими
ударами рапиры и тогда уеду из Парижа с меньшей тяжестью на сердце.
- Занимайся своими делами, мой Друг, занимайся, - сказал Беарнец. -
Кстати, ты ведь доволен Ла Молем?
- О-о! Это очаровательный юноша, преданный вам душой и телом,
государь! Вы можете на него положиться, как на меня... Молодец!..
- А главное - он умеет молчать. Он поедет с нами в Наварру, де Муи, а
там мы подумаем, как мы сможем его вознаградить.
Едва успел Генрих со своей лукавой улыбкой произнести эти слова, как
дверь отворилась, или, вернее, распахнулась, и тот, кого сейчас так
расхваливали, появился бледный и возбужденный.
- Тревога, государь! Тревога! - крикнул Ла Моль. - Дом окружен!
- Окружен?! - воскликнул Генрих, вставая с места. - Кем?
- Королевскими стражниками!
- Ого! Видно, будет драка, - вытаскивая из-за пояса пистолеты, -
сказал де Муи.
- Пистолеты, драка! А как вы одолеете пятьдесят человек? - возразил
Ла Моль.
- Он прав, - сказал король, - и если бы нашелся какой-нибудь путь к
отступлению...
- Он есть, он уже послужил мне однажды, и если вы, ваше величество,
соблаговолите последовать за мной...
- А де Муи?
- И де Муи может последовать за нами, только поторопитесь оба.
На лестнице раздались шаги.
- Поздно, - сказал Генрих.
- Ах, если бы кто-нибудь задержал их минут на пять, я был бы готов
ответить за жизнь короля! - воскликнул Ла Моль.
- Тогда отвечайте за нее, - сказал де Муи, - а я берусь их задержать.
Идите, государь, идите!
- А как же ты?
- Не беспокойтесь, государь! Идите же!
Де Муи тут же спрятал тарелку, салфетку и стакан короля, чтобы можно
было подумать, будто он ужинал один.
- Идемте, государь, идемте! - воскликнул Ла Моль, беря короля за руку
и увлекая его к лестнице.
- Де Муи! Мой храбрый де Муи! - воскликнул Генрих, протягивая руку
молодому человеку.
Де Муи поцеловал ему руку, вытолкнул его из комнаты и запер за ним
дверь на задвижку.
- Да, да, понимаю, - заговорил Генрих, - он отдастся им в руки, а мы
спасемся... Но какой черт мог нас выдать?
- Идемте, государь, идемте! Они уже на лестнице, на лестнице!
В самом деле, свет факелов пополз вверх по узкой лестнице, а снизу
донеслось бряцанье шпаг.
- Скорее, государь, скорее! - сказал Ла Моль. Он вел короля в полной
темноте, поднялся с ним двумя этажами выше, толкнул дверь в какую-то
комнату, запер ее на задвижку и отворил окно в соседней комнате.
- Ваше величество, вас не очень пугает путешествие по крышам? -
спросил он.
- Это меня-то? Охотника за сернами? Да что вы! - возразил Генрих.
- Тем лучше! Тогда идите за мной, ваше величество; дорогу я знаю и
буду служить вам проводником.
- Идите, идите, - сказал Генрих, - я следую за вами. Ла Моль первым
перелез через подоконник и пошел по широкой закраине крыши, служившей
кровельным желобом, в конце которого он обнаружил некую лощину, образуемую
двумя крышами; в эту лощину открывалась дверь необитаемого чердака.
- Государь, здесь вы у пристани, - сказал Ла Моль.
- Ага! Прекрасно, - ответил Генрих. С этими словами он вытер бледный
лоб, весь покрытый каплями пота.
- Теперь все пойдет, как по маслу, - сказал Ла Моль. - Дверь чердака
выходит на лестницу, внизу она выходит в коридор, а коридор ведет на
улицу. Я, государь, проделал весь этот путь ночью, которая была пострашнее
этой.
- Идем, идем! - сказал Генрих. - Вперед! Ла Моль первым проскользнул
в настежь распахнутое чердачное окно, дошел до неплотно закрытой двери,
открыл ее, очутился на верхней ступеньке витой лестницы и всунул в руку
короля веревку, служившую поручнями.
- Спускайтесь, государь, - сказал он.
На середине Генрих остановился; он очутился у окошка, а окошко это
выходило во двор гостиницы "Путеводная звезда". Видно было, как в доме
напротив бегали по лестнице солдаты - одни со шпагами в руках, другие с
факелами.
Вдруг в одной из групп король Наваррский увидел де Муи. Он отдал свою
шпагу и мирно сходил с лестницы.
- Бедный юноша, - сказал Генрих, - преданное, храброе сердце!
- Ваше величество, - сказал Ла Моль, - вы можете заметить, что он,
честное слово, совершенно спокоен. Смотрите, государь, он даже смеется. Он
наверняка придумывает отличный выход: ведь де Муи, как вам известно,
смеется редко.
- А тот молодой человек, который был с вами?
- Де Коконнас? - спросил Ла Моль.
- Да, господин де Коконнас - что с ним?
- О, государь, уж за него-то я не беспокоюсь! Увидев солдат, он
сказал мне только одно: "Давай рискнем!" - "Головой?" - спросил я. - "А ты
сумеешь спастись?" - "Надеюсь". - "И я тоже!" - ответил он. И я клянусь
вам, государь, что он спасется. Если Коконнаса и схватят, то, ручаюсь вам,
это случится только потому, что он по каким-то причинам сам даст себя
схватить.
- В таком случае все улажено; постараемся добраться до Лувра, -
сказал Генрих.
- Боже мой, да ничего нет проще, государь; закутаемся в плащи и
выйдем - улица полна народу, сбежавшегося на шум, и нас примут за
любопытных.
В самом деле, Генрих и Ла Моль обнаружили, что дверь открыта, и
единственно, что мешало им выйти, - это волна народа, заливавшая улицу.
Тем не менее им удалось проскользнуть улицей Д'Аверон. Но, добравшись
до улицы Де-Пули, они увидели, что через площадь Сен-Жермен-Л'Осеруа идет
де Муи, окруженный конвоем во главе с командиром охраны де Нансе.
- Вот как! По-видимому, его ведут в Лувр, - сказал Генрих. - Черт
возьми! Пропускные ворота будут закрыты... У всех, кто возвращается, будут
спрашивать имена, и если увидят, что я возвращаюсь следом за де Муи, то
решат, что я был с ним.
- Это верно, государь, - сказал Ла Моль, - но вы возвращайтесь в Лувр
другим путем.
- Кой дьявол поможет мне туда вернуться, как по-твоему?
- А разве для вашего величества не существует окно королевы
Наваррской?
- Господи Иисусе! - воскликнул Генрих. - Ваша правда, господин де Ла
Моль. А я об этом и не подумал!.. Да, но как дать знать королеве?
- О-о, ваше величество! - почтительно кланяясь, сказал Ла Моль. - Вы
бросаете камни так метко...