Когда Екатерина решила, что в комнате короля Наваррского все сделано - трупы стражников убраны, Морвель перенесен домой, ковры замыты, - она отпустила своих придворных дам, так как дело шло к полуночи, и попыталась заснуть. Но удар оказался слишком жестоким, а разочарование - слишком сильным. Ненавистный Генрих, постоянно ускользавший из ее ловушек, обычно смертельных, казалось, был храним какой-то непобедимой силой, которую Екатерина упорно называла случаем, хотя какой-то голос в глубине ее души говорил ей, что настоящее имя этой силы - судьба Мысль о том, что слух о неудачном покушении, распространившись по Лувру и выйдя за его пределы, придаст Генриху и всем гугенотам еще большую уверенность в их будущем, приводила ее в бешенство, и, если бы этот самый случай, против которого она боролась столь несчастливо, свел ее сейчас с ее врагом, она с помощью висевшего у нее на поясе флорентийского кинжальчика несомненно победила бы судьбу, столь благосклонную к королю Наваррскому.

Часы ночи, так медленно тянущиеся для тех, кто ждет или не спит, били одни вслед за другими, а Екатерина все не смыкала глаз Целый мир новых замыслов развернулся в ее уме, полном видений. Наконец на рассвете она встала с постели, сама оделась и направилась в покои Карла IX.

Стража, привыкшая к ее приходам в любое время дня и ночи, пропустила ее. Через переднюю она прошла в Оружейную палату. Но там она застала только бодрствующую кормилицу.

- Где мой сын? - спросила королева.

- Ваше величество! К нему запрещено входить до восьми часов.

- Запрещение не касается меня, кормилица!

- Оно касается всех. Екатерина усмехнулась.

- Да, я знаю, - продолжала кормилица, - я хорошо знаю, что здесь ничто не может воспрепятствовать вашему величеству; я только молю внять просьбе простой женщины и не ходить дальше.

- Кормилица, мне надо поговорить с сыном.

- Я отопру только по приказу вашего величества.

- Откройте, кормилица, я требую! - сказала Екатерина.

Услышав этот голос, вызывавший большее уважение, а главное, больший страх, чем голос самого Карла, кормилица подала Екатерине ключ, но Екатерине он был не нужен. Она вынула из кармана свой ключ, быстро отперла дверь в покои сына, и под ее нажимом дверь распахнулась.

Спальня была пуста, постель не смята; борзая Актеон, лежавшая около кровати на медвежьей шкуре, встала, подошла к Екатерине и принялась лизать ее руки цвета слоновой кости.

- Вот как! Он ушел из дому, - нахмурив брови, сказала королева - Что ж, я подожду.

В мрачной решимости она задумчиво села у окна, которое выходило на Лувровский двор и из которого был виден главный вход.

В течение двух часов она не сходила с места, неподвижная и белая, как мраморная статуя, и наконец увидела, что в Лувр въезжает отряд всадников с Карлом и Генрихом Наваррским во главе; она их узнала.

И тут она поняла все. Вместо того чтобы препираться с ней из-за ареста своего зятя. Карл увел его и этим спас.

- Слепец! Слепец! Слепец! - прошептала она и снова принялась ждать.

Минуту спустя в комнате послышались шаги со стороны Оружейной палаты.

- Государь, хотя бы теперь, когда мы уже в Лувре, - говорил Генрих, - скажите мне, почему вы меня увели и какую услугу вы мне оказали?

- Нет, нет, Анрио! - со смехом ответил Карл. - Когда-нибудь ты, быть может, узнаешь все, но пока что это тайна. Знай только одно: по всей вероятности, сейчас у меня будет из-за тебя страшная ссора с матерью.

Карл поднял портьеру и очутился лицом к лицу с Екатериной.

Из-за его плеча выглянуло бледное и взволнованное лицо Беарнца.

- А-а! Вы здесь, сударыня! - нахмурив брови, сказал Карл.

- Да, сын мой. Мне надо с вами поговорить, - отвечала Екатерина.

- Со мной?

- С вами наедине.

- Что делать? - сказал Карл, оборачиваясь к зятю. - Раз уж никак невозможно избежать этого, то чем скорее, тем лучше.

- Я оставляю вас, государь, - сказал Генрих.

- Да, да, оставь нас одних, - ответил Карл. - Ты ведь теперь католик, Анрио, так сходи к обедне и помолись за меня, а я останусь слушать проповедь.

Генрих поклонился и вышел.

Карл сам предупредил вопросы матери.

- Итак, - сказал он, пытаясь обратить дело в шутку - вы ждали меня, чтобы побранить, так ведь? Черт побери! Я непочтительно разрушил ваш замысел. Но - смерть дьяволу! - не мог же я позволить арестовать и посадить в Бастилию человека, который только что спас мне жизнь! Но и ссориться с вами мне тоже не хотелось: я хороший сын. К тому же, - добавил он шепотом, - Господь Бог карает детей, которые бранятся с матерью; пример - мой брат Франциск Второй "Франциск Второй (1543 - 1560), женатый на Марии Стюарт, племяннице Гизов, всецело подпал под их влияние. Это была одна из серьезных причин, в силу которых в 1560 г, вспыхнул гугенотский Амбуазский мятеж.". Простите меня великодушно и признайтесь, что шутка недурна.

- Ваше величество, вы ошибаетесь, - возразила Екатерина, - дело это совсем не шуточное.

- Так я и знал! Знал, что так вы и посмотрите на это, черт меня возьми!

- Государь, ваш промах разрушил тщательно продуманный план, который должен был открыть нам весьма многое.

- Ба! План!.. Неужели какой-то провалившийся план может вас смутить - вас, матушка? Вместо него вы придумаете двадцать новых, и я обещаю, что помогу вам.

- Даже если бы вы и помогли мне, теперь слишком поздно: он предупрежден и будет начеку.

- Слушайте, - сказал король, - давайте поговорим откровенно. Что вы имеете против Анрио?

- То, что он заговорщик.

- Да, я понимаю, в этом вы постоянно его обвиняете! Но кто же в той или иной степени не занимается заговорами в этом прелестном королевском жилище, именуемом Лувр?

- Но он - больше, чем кто-либо, и он тем опаснее, что об этом никто и не подозревает.

- Скажите, какой Лоренцино! "Побочный сын отца Екатерины, герцог Алессандро, был убит своим родственником Лоренцино, возглавившим заговор против него; убийца, однако, вынужден был бежать и впоследствии сам был убит." - сказал Карл.

- Послушайте, - сказала Екатерина, помрачневшая при упоминании этого имени, вызывавшем у нее в памяти одну из самых кровавых драм флорентийской истории, - вы можете доказать мне, что я не права.

- Каким образом, матушка?

- Спросите Генриха, кто был у него в спальне сегодня ночью.

- В его спальне.., сегодня ночью?

- Да. И если он вам скажет...

- То что тогда?

- Тогда я готова буду признать, что ошибалась.

- Но если это была женщина, не можем же мы требовать...

- Женщина?

- Да.

- Женщина, которая убила двух ваших стражников и ранила де Морвеля - быть может, смертельно?

- Ого! Это уже серьезно, - сказал король. - Значит, дело было кровавое?

- Трое легли на месте.

- А тот, кто их уложил?

- Убежал цел и невредим.

- Клянусь Гогом и Магогом! - сказал Карл. - Он молодец, и вы правы, матушка: я должен знать, кто это такой.

- А я заранее говорю вам, что не узнаете, - во всяком случае, не узнаете от Генриха.

- А от вас, матушка? Не мог же этот человек удрать, не оставив никаких следов? Неужели никто не заметил чего-нибудь в его одежде?

- Заметили только, что на нем был очень элегантный вишневый плащ.

- Так, так! Вишневый плащ! - сказал Карл. - При дворе я знаю только один, столь заметный, что бросается в глаза.

- Совершенно верно, - сказала Екатерина.

- И что же? - спросил Карл.

- Подождите меня здесь, сын мой, - сказала Екатерина, - я проверю, как исполнены мои приказания.

Екатерина вышла, а Карл, оставшись один, начал рассеянно ходить взад и вперед по комнате, насвистывая охотничью песенку, заложив одну руку за камзол и опустив другую, которую лизала борзая, всякий раз как он останавливался.

А Генрих ушел от шурина сильно встревоженный и, вместо того чтобы идти, как обычно, по коридору, пошел по маленькой потайной лесенке, которая уж неоднократно упоминалась и которая вела на третий этаж. Но, поднявшись всего на четыре ступеньки, он увидел на первом повороте чью-то тень. Он остановился и взялся за рукоять кинжала. И тут же узнал женщину; она схватила его за руку, и прелестный, хорошо ему знакомый голос произнес:

- Слава Богу, государь, вы целы и невредимы! Я так за вас боялась! Но, верно, Бог услышал мои молитвы.

- Да что случилось? - спросил Генрих.

- Вы все поймете, когда войдете к себе. Не беспокойтесь об Ортоне, я приютила его у себя.

Молодая женщина быстро спустилась, как будто столкнулась с Генрихом, встретив его на лестнице случайно.

- Странно! - сказал себе Генрих. - Что же произошло? Что с Ортоном?

К сожалению г-жа де Сов уже не могла слышать его вопросов: г-жа де Сов была уже далеко.

Внезапно наверху лестницы появилась другая тень: на сей раз это была тень мужчины.

- Tсc! - произнес этот человек.

- А, это вы, Франсуа?

- Не называйте меня по имени.

- Что случилось?

- Пройдите к себе, и вы все узнаете, а потом проскользните в коридор, хорошенько осмотритесь, не подглядывают ли за вами, и зайдите ко мне - дверь будет только притворена.

И он исчез, подобно призраку в театре, который проваливается в люк.

- Вот тебе раз! - прошептал Беарнец. - Загадка остается загадкой. Но раз отгадка находится у меня, пойдем ко мне и там хорошенько все разглядим.

Однако Генрих продолжал свой путь не без волнения; он обладал восприимчивостью, этим суеверием юности. В его душе все отражалось ясно, как на гладкой поверхности, а все, что он сейчас слышал, предвещало ему беду.

Он подошел к двери в свои покои и прислушался. Оттуда не доносилось ни звука. Кроме того, раз Шарлотта сказала, чтобы он шел к себе, значит, было ясно, что бояться нечего. Он быстро заглянул в переднюю; она была пуста, ничто не указывало ему на какое-то происшествие.

- А Ортона-то в самом деле нет, - сказал он и прошел в следующую комнату.

Здесь все объяснилось.

Хотя на пол были вылиты реки воды, всюду виднелись большие красноватые пятна; одно кресло было сломано; полог был изрезан ударами шпаги; венецианское зеркало было пробито пулей, чья-то окровавленная рука, приложившись к стене, оставила на ней страшный отпечаток, свидетельствовавший о том, что эта безмолвная комната была свидетельницей борьбы не на жизнь, а на смерть.

Генрих блуждающим взглядом пробежал по этим разнородным следам драки и провел рукой по влажному от пота лбу.

- Да-а! - прошептал он. - Теперь я понимаю, что за услугу оказал мне король; какие-то люди приходили убить меня... А де Муи? Что они сделали с де Муи? Мерзавцы! Они его убили!

Как герцогу Алансонскому не терпелось поскорее рассказать Генриху о происшествии, так и самому Генриху не терпелось узнать, что произошло. Бросив на окружающие предметы последний мрачный взгляд, он выбежал из комнаты, выскочил в коридор, убедился, что никого нет, толкнул приоткрытую дверь, тщательно запер ее за собой и устремился к герцогу Алансонскому.

Герцог ждал его в первой комнате. Он схватил Генриха за руку и, приложив палец к губам, увлек его в кабинетик, помещавшийся в башенке, совершенно уединенный и благодаря этому недоступный для шпионства.

- Ах, брат мой, какая ужасная ночь! - сказал герцог.

- Да что случилось? - спросил Генрих.

- Вас хотели арестовать.

- Меня?

- Да, вас.

- За что?

- Не знаю. Где вы были?

- Вчера вечером король увел меня с собой в город.

- Значит, ему было известно все, - сказал герцог Алансонский. - Но если вас не было дома, кто же был у вас?

- А разве кто-нибудь у меня был? - спросил Генрих таким тоном, словно ничего не знал.

- Да, у вас был какой-то мужчина. Услыхав шум, я побежал к вам на помощь, но было слишком поздно.

- А этого мужчину арестовали? - с тревогой спросил Генрих.

- Нет, он опасно ранил Морвеля, убил двух стражников и убежал.

- Молодец де Муи! - воскликнул Генрих.

- Так это был де Муи? - быстро спросил герцог Алансонский.

Генрих понял, что допустил промах.

- По крайней мере, я так думаю, - ответил он, - потому что назначал ему свидание с целью сговориться о вашем бегстве и сказать ему, что все мои права на наваррский престол я уступаю вам.

- Если это станет известно, мы погибли, - побледнев, сказал герцог Алансонский.

- Да, Морвель, конечно, все расскажет.

- Морвель получил удар шпагой в горло; хирург, который делал ему перевязку, сказал мне, что недели полторы Морвель не сможет произнести ни одного слова.

- Неделя! Для де Муи этого больше чем достаточно, чтобы оказаться в полной безопасности.

- В конце концов это мог быть и не де Муи, - сказал герцог Алансонский.

- Вы так думаете? - спросил Генрих.

- Да. Ведь этот человек скрылся так быстро, что заметили только его вишневый плащ.

- В самом деле, - сказал Генрих, - этот вишневый плащ скорее подходит какому-нибудь дамскому угоднику, чем солдату. Никому и в голову не придет заподозрить, что под вишневым плащом скрывается де Муи.

- Да, - согласился герцог, - если кого и заподозрят, так скорее уж... Герцог запнулся.

- ..так уж скорее Ла Моля, - подхватил Генрих.

- Разумеется! Я и сам, глядя на бегущего, подумал было, что это Ла Моль.

- Ах, и вы так подумали? Тогда вполне возможно, что это и впрямь был Ла Моль.

- А он ничего не знает? - спросил герцог Алансонский.

- Ровно ничего, во всяком случае, ничего важного, - ответил Генрих.

- Брат мой, - сказал герцог, - теперь я уверен, что это был он.

- Черт возьми! - сказал Генрих. - Если так, то это очень огорчит королеву: она принимает в нем большое участие.

- Вы говорите, участие? - переспросил озадаченный герцог.

- Конечно. Разве вы забыли, Франсуа, что вам рекомендовала его ваша сестра?

- Верно, - глухим голосом ответил герцог. - Потому мне и хотелось быть ему полезным, а доказательством служит то, что я, опасаясь, как бы его вишневый плащ не навлек на него подозрений, поднялся к чему и унес плащ к себе.

- Что ж, это очень умно, - заявил Генрих. - Теперь я мог бы не только побиться об заклад, но даже поклясться, что это был Ла Моль.

- Даже на суде? - спросил Франсуа.

- Ну конечно, - ответил Генрих. - Наверное, он приходил ко мне с каким-нибудь поручением от Маргариты.

- Если бы я был уверен, что могу опереться на ваше свидетельство, я даже выступил бы против него как обвинитель, - сказал герцог Алансонский.

- Если вы, брат мой, выступите с обвинением, то вы понимаете, что я не стану вас опровергать.

- А королева? - спросил герцог Алансонский.

- Ах да! Королева!

- Надо узнать, как поведет себя она.

- Это я беру на себя.

- А знаете, ей, пожалуй, выгодно будет поддержать нас. Ведь этот молодой человек приобретет теперь громкую славу храбреца, и слава эта обойдется ему очень дешево, - он купит ее в кредит. Правда, возможно и то, что она будет стоить ему вместе с процентами и всего капитала.

- Ничего не поделаешь, черт побери! - заметил Генрих. - Ничто не дается даром в этом мире.

С улыбкой помахав герцогу Алансонскому рукой, он осторожно высунул голову в коридор; убедившись, что никто их не подслушивал, он быстро проскользнул на потайную лесенку, которая вела в покои Маргариты.

Королева Наваррская была взволнована не меньше мужа. Ночная вылазка против нее и герцогини Неверской, затеянная королем, герцогом Анжуйским, герцогом де Гизом и Генрихом, которого она тоже узнала, сильно ее встревожила. Несомненно, у них не было никаких улик против нее; привратник, которого отвязали от решетки Ла Моль и Коконнас, уверял, что не промолвил ни слова. Но четыре высоких особы, которым два простых дворянина - Ла Моль и Коконнас - оказали сопротивление, свернули со своей дороги не случайно, прекрасно зная, зачем они свернули. Остаток ночи Маргарита провела у герцогини Неверской и вернулась в Лувр на рассвете. Она легла в постель, но не заснула: она вздрагивала при малейшем шуме.

В мучительной тревоге Маргарита вдруг услышала стук в потайную дверь и, узнав от Жийоны, пришел, велела впустить посетителя.

Генрих остановился на пороге; он нисколько не походил на оскорбленного мужа - на его тонких губах играла его обычная улыбка и ни один мускул на лице не выдавал того страшного волнения, которое он пережил несколько минут назад.

Глазами он как бы спрашивал Маргариту, не позволит ли она ему остаться с ней наедине. Маргарита поняла взгляд мужа и сделала Жийоне знак уйти.

- Я знаю, как вы привязаны к вашим друзьям, я боюсь, что принес вам неприятное известие, - заговорил Генрих.

- Какое, сударь? - спросила Маргарита.

- Один из самых милых наших людей сильно скомпрометирован.

- Кто же это?

- Милейший граф де Ла Моль.

- Граф де Ла Моль скомпрометирован! Чем же?

- Как участник событий минувшей ночи. Несмотря на умение владеть собой, Маргарита покраснела, но в конце концов пересилила себя.

- Каких событий? - спросила она.

- Как? Неужели вы не слыхали страшного шума, какой поднялся в Лувре ночью? - спросил Генрих.

- Нет.

- С чем вас и поздравляю, - с очаровательным простодушием сказал Генрих, - это говорит о том, как крепко вы спите.

- А что же здесь произошло?

- А то, что наша добрая матушка приказала Морвелю и шести стражникам арестовать меня.

- Вас? Вас?!

- Да, меня.

- Но на каком же основании?

- Кто может знать основания, которыми руководствуется столь глубокий ум, как ум вашей матушки? Я их уважаю, но не знаю.

- Так вы не ночевали дома?

- Нет, но, по правде говоря, случайно. Вы угадали, я не был дома. Вечером король пригласил меня пойти с ним в город, но пока меня не было дома, там был Другой человек.

- Кто же этот человек?

- По-видимому, граф де Ла Моль.

- Граф де Ла Моль? - с изумлением переспросила Маргарита.

- Черт возьми! Экий молодец этот малыш-провансалец! - продолжал Генрих. - Представьте себе, он ранил Морвеля и убил двух стражников!

- Ранил Морвеля и убил двух стражников? Быть не может!

- Как? Вы сомневаетесь в его храбрости?

- Нет, я только говорю, что де Ла Моль не мог быть у вас.

- Почему же он не мог быть у меня?

- Да потому, что.., потому что.., он был в другом месте, - смущенно ответила Маргарита.

- А-а! Если он может доказать свое алиби - тогда дело другое, - сказал Генрих. - Он просто скажет, где он был, и вопрос будет исчерпан.

- Где он был? - в смятении повторила Маргарита.

- Ну да!.. Сегодня его арестуют и допросят. К сожалению, против него есть улики...

- Улики! Какие же?

- Человек, оказавший такое отчаянное сопротивление, был в вишневом плаще.

- Да, такого плаща нет ни у кого, кроме Ла Моля.., хотя я знаю и другого человека...

- Конечно, знаете, я тоже... Но вот что получится: если у меня в спальне был не Ла Моль, значит, это был другой человек в таком же вишневом плаще. А ведь вы знаете, кто это?

- Боже мой!

- Вот где наш подводный камень! Вы его видите так же хорошо, как я, - доказательством тому ваше волнение. А потому потолкуем теперь так, как говорят люди о самой желанной в мире вещи - о престоле.., и.., о самом драгоценном благе - о своей жизни... Если арестуют де Муи - мы погибли!

- Я понимаю.

- А де Ла Моль никого не скомпрометирует, если только вы не считаете его способным сочинить какую-нибудь сказку. Ну, положим, он скажет, что был где-то с дамами.., почем я знаю?

- Если вы опасаетесь только этого, - отвечала Маргарита, - то можете быть спокойны.., он ничего не скажет.

- Вот как! - сказал Генрих. - Ничего не скажет, даже если ему придется заплатить за молчание смертью?

- Не скажет.

- Вы уверены?

- Ручаюсь.

- Значит, все складывается к лучшему, - вставая, сказал Генрих.

- Вы уходите? - с волнением спросила Маргарита.

- Ну конечно! Я сказал все, что хотел.

- А вы идете...

- Постарайтесь избавить всех нас от беды, в которую нас втянул этот сорванец в вишневом плаще.

- Боже мой! Боже мой! Бедный юноша! - ломая руки, горестно воскликнула Маргарита.

- Этот милый Ла Моль в самом деле очень услужлив, - уходя, сказал Генрих.