К центру Жоффруа-Ланье вела улица Гарнье-сюр-Ло, другим концом упиравшаяся в перпендикулярную ей улицу Бар.

В нескольких шагах от перекрестка, по направлению к улице Мортельри, виднелся домик, одиноко стоявший среди сада, окруженного высокой каменной стеной с одним-единственным входом, закрытым цельной дверью.

Карл вынул из кармана ключ, открыл дверь, которая была заперта только на замок и которая тотчас отворилась, и, пропустив вперед Генриха и лакея с факелом, запер ее за собой.

В доме светилось одно маленькое окошко. Карл показал на него Генриху пальцем и улыбнулся.

- Государь, я не понимаю, - промолвил Генрих.

- Сейчас поймешь, Анрио.

Король Наваррский с удивлением посмотрел на Карла. И в голосе и в лице его была нежность, которую до такой степени непривычно было у него заметить, что Генрих просто не узнавал его.

- Анрио, - сказал король, - я уже говорил тебе, что, когда я выхожу из Лувра, я выхожу из ада. Когда я вхожу сюда, я вхожу в рай.

- Ваше величество, - ответил Генрих, - я счастлив тем, что вы удостоили взять меня с собой в путешествие на небо.

- Путь туда тесный, - ступая на узенькую лестницу, сказал король, - таким образом, сравнение вполне справедливо ""..тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь.." - Евангелие от Матфея, VII, 14.".

- Что же за ангел охраняет вход в ваш Эдем, государь?

- Сейчас увидишь, - ответил Карл IX. Сделав Генриху знак, чтобы он не шумел. Карл IX отворил одну дверь, затем другую и остановился на пороге.

- Взгляни! - сказал он.

Генрих подошел и замер на месте перед самой очаровательной картиной, какую ему приходилось видеть.

Женщина лет восемнадцати-девятнадцати спала, положив голову на изножье кроватки, где спал ребенок, и держала обеими руками его ножки у своих губ, а ее длинные вьющиеся волосы рассыпались по одеялу золотой волной.

Это была точная копия картины Альбани, изображающей Богоматерь с Христом-младенцем.

- Государь! Кто это прелестное создание? - спросил король Наваррский.

- Это ангел моего рая, Анрио, единственная, кто любит меня ради меня самого. Генрих улыбнулся.

- Да, ради меня самого, - повторил Карл, - она полюбила меня, когда еще не знала, что я король.

- А когда узнала?

- А когда узнала, - ответил Карл со вздохом, говорившим о том, что залитая кровью королевская власть порой становилась для него тяжким бременем, - а когда узнала, то не разлюбила. Суди сам!

Король тихонько подошел к молодой женщине и прикоснулся губами к ее цветущей щеке так осторожно, как пчелка к лилии.

И все-таки она проснулась.

- Карл! - прошептала она, открывая глаза.

- Слышишь? - сказал король Генриху. - Она называет меня просто Карл. А королева говорит мне "государь".

- Ах! - воскликнула молодая женщина. - Вы не один, король?

- Нет, милая Мари. Мне хотелось показать тебе другого короля, более счастливого, чем я, потому что у него нет короны, и более несчастного, чем я, потому что у него нет Мари Туше. Бог дает каждому свою награду.

- Государь, это король Наваррский? - спросила Мари.

- Он самый, дитя мое. Подойди к нам, Анрио. Король Наваррский подошел. Карл взял его за правую руку.

- Мари, взгляни на эту руку, - сказал он, - это рука хорошего брата и честного друга! Знаешь, если бы не эта рука...

- Так что же, государь?

- ..если бы не эта рука, Мари, наш ребенок остался бы сегодня без отца.

Мари вскрикнула, упала на колени, схватила руку Генриха и поцеловала.

- Хорошо, Мари, ты поступила правильно, - сказал Карл.

- А чем вы его отблагодарили, государь?

- Тем же.

Генрих с изумлением посмотрел на Карла.

- Когда-нибудь, Анрио, ты поймешь, что я хочу сказать. А покуда - иди взгляни!

Карл подошел к кроватке, в которой безмятежно спал ребенок.

- Да, - сказал король, - если бы этот великан спал в Лувре, а не здесь, на улице Бар, многое было бы иначе и сейчас, а возможно, и в будущем "В самом деле, если бы этот внебрачный ребенок, ставший никем иным, как знаменитым герцогом Ангулемским, умершим в 1650 г., родился в законном браке, вместо Генриха III, Генриха IV, Людовика XIII и Людовика XIV царствовал бы он Что бы он нам дал? Ум мешается и блуждает во тьме подобных вопросов. Карл де Валуа, герцог Ангулемский, стал видным полководцем и политическим деятелем.".

- Государь, не сердитесь на меня, - заметила Мари, - но я рада, что он спит здесь; здесь ему спокойнее.

- Ну и дадим ему спать спокойно. Хорошо спится, когда не видишь снов! - сказал король.

- Пойдемте, государь? - спросила Мари, указывая рукой на дверь в другую комнату.

- Да, Мари, ты права, - ответил Карл, - будем ужинать.

- Мой любимый, - сказала Мари, - вы ведь попросите вашего брата-короля извинить меня, да. Карл?

- За что?

- За то, что я отпустила наших слуг. Дело в том, государь, - обратилась она к королю Наваррскому, - что Карл любит, чтобы за столом ему прислуживала только я.

- Охотно верю, - ответил Генрих.

Мужчины прошли в столовую, а заботливая и беспокойная мать укрыла теплым одеяльцем малютку Карла, который спал крепким детским сном, вызывавшим зависть у его отца, и не проснулся.

Укрыв мальчика, Мари присоединилась к гостям.

- Здесь только два прибора! - сказал король.

- Позвольте мне прислуживать вашим величествам, - ответила Мари.

- Вот видишь, Анрио, ты принес мне несчастье! - сказал Карл.

- Как так, государь?

- Ты не понимаешь?

- Простите, Карл, простите!

- Прощаю, садись рядом со мной - здесь, между нами.

- Хорошо, - ответила Мари.

Она принесла еще один прибор, села между двумя королями и принялась их угощать.

- Скажи, Анрио, - заговорил Карл, - ведь хорошо, когда у тебя есть такое место в мире, где ты можешь есть и пить спокойно, не заставляя кого-нибудь другого сначала пробовать вино и мясо?

- Государь, - сказал Генрих, улыбаясь и отвечая этой улыбкой на вечное беспокойство своего духа, - поверьте, что я, как никто, способен оценить такое счастье.

- А чтобы мы продолжали чувствовать себя счастливыми, поговори с ней о чем-нибудь хорошем, Анрио, - не надо ей вмешиваться в политику, а главное, не надо ей знакомиться с моей матерью.

- Да, королева Екатерина так горячо любит ваше величество, что может приревновать вас к другой любви, - ответил Генрих, найдя ловкую увертку и, таким образом, ускользнув от опасной откровенности короля.

- Мари, - сказал король, - рекомендую тебе самого хитрого и самого умного человека, какого я когда-либо знал. При дворе - а этим много сказано - он обвел вокруг пальца всех; один я, быть может, ясно вижу - не скажу, то, что у него на душе, но то, что у него на уме.

- Государь, - ответил Генрих, - меня огорчает, что вы сильно преувеличиваете одно и подозрительно относитесь к другому.

- Я ничего не преувеличиваю, Анрио, - сказал король. - Впрочем, когда-нибудь тебя поймут. Король обратился к Мари:

- Он восхитительно составляет анаграммы. Попроси его составить анаграмму из твоего имени, - ручаюсь, что он ее сделает.

- Что же можно найти в имени такой простой девушки, как я? Какую приятную мысль можно извлечь из сочетания букв, которыми случай написал: Мари Туше?

- Государь, сделать анаграмму из этого имени легко, в том, чтобы ее составить, большой заслуги нет, - сказал Генрих.

- Ага! Уже готово! - сказал Карл. - Видишь, Мари? Генрих вынул из кармана записные таблички, вырвал один листок и под именем:

Marie Touchet "Мари Туше" написал:

Je charme tout "Чарую все (франц).".

Затем он протянул листок молодой женщине.

- Я глазам своим не верю! - воскликнула Мари.

- Что же он написал? - спросил Карл.

- Государь, я не решаюсь произнести это вслух.

- Государь, - заговорил Генрих, - если в имени Marie Touchet заменить букву "i" буквой "j", как это часто делают, то получится буква в букву: Je charme tout.

- Верно, буква в букву! - воскликнул Карл. - Слушай, Мари, я хочу, чтобы это стало твоим девизом! Никогда ни один девиз не был так заслужен. Спасибо, Анрио! Мари, я подарю тебе этот девиз, составленный из бриллиантов.

Ужин кончился; на соборе Богоматери пробило два часа.

- А теперь, Мари, - сказал Карл, - в награду за его комплимент ты дать ему кресло, чтобы он мог спать в нем до утра; только уложи его подальше от нас, а то он так храпит, что даже страшно становится. Затем, если проснешься раньше меня, то разбуди меня, - в шесть утра мы должны быть у Бастилии. Спокойной ночи, Анрио! Устраивайся поудобнее. Только вот что, - добавил он, подойдя к королю Наваррскому и положив руку ему на плечо, - заклинаю тебя твоей жизнью, - слышишь, Генрих? Твоей жизнью! - не выходи отсюда без меня, а главное, не возвращайся в Лувр!

Генрих если и не все понимал, то слишком многое подозревал, вот почему он не пренебрег этим советом.

Карл IX ушел к себе в комнату, а Генрих, суровый горец, удовольствовался креслом и очень скоро доказал, насколько прав был в своих предостережениях шурин, который просил поместить его подальше от себя.

На рассвете Карл разбудил Генриха. Так как Генрих спал одетым, туалет его занял не много времени. Король был счастлив и улыбчив - таким его никогда не видели в Лувре. Часы, которые он проводил в домике на улице Бар, были в его жизни часами солнечного света.

Они вдвоем прошли через спальню. Молодая женщина спала на своей кровати, ребенок - в своей колыбели. Во сне оба улыбались.

Карл с глубокой нежностью поглядел на них, затем обернулся к королю Наваррскому.

- Анрио, - сказал он, - если тебе когда-нибудь случится узнать, какую услугу я оказал тебе сегодня ночью, а со мной произойдет несчастье, вспомни об этом ребенке, который спит в своей колыбели.

Не дав Генриху времени задать ему вопрос, Карл поцеловал в лоб мать и ребенка.

- До свидания, ангелы мои! - прошептал Карл и вышел.

Генрих в раздумье последовал за ним.

Дворяне, которым Карл приказал встретить его, ждали у Бастилии, держа под уздцы двух лошадей. Карл сделал Генриху знак сесть на одну из них, сам тоже вскочил в седло, выехал через Арбалетный сад и направился по внешним бульварам.

- Куда мы едем? - спросил Генрих.

- Мы едем, - ответил Карл, - посмотреть, вернулся ли герцог Анжуйский только ради принцессы Конде, или в сердце у него честолюбия не меньше, чем любви, а я сильно подозреваю, что так оно и есть.

Генрих ничего не понял и молча последовал за Карлом. Когда они доехали до Маре, где из-за палисада открывалось все, что называлось в ту пору Сен-Лоранским предместьем, Карл показал Генриху в сероватой дымке утра людей в длинных плащах и в меховых шапках - они ехали верхом за тяжело нагруженным фургоном. По мере того как эти люди приближались, их фигуры принимали все более четкие очертания, так что уже можно было различить ехавшего тоже верхом и беседовавшего с ними человека в длинном коричневом плаще и в широкополой французской шляпе, надвинутой на лоб.

- Ага, - с улыбкой сказал Карл. - Так я и думал.

- Государь, если я не ошибаюсь, вон тот всадник в коричневом плаще - герцог Анжуйский, - сказал Генрих.

- Он самый, - подтвердил Карл. - Осади немного, Анрио, - я не хочу, чтобы нас увидели.

- Кто же эти люди в сероватых плащах и в меховых шапках? И что вон в той повозке? - спросил Генрих.

- Эти люди - польские послы, - ответил Карл, - в повозке - корона. А теперь, - сказал он, пуская лошадь в галоп по дороге к воротам Тампля, - едем, Анрио! Я видел все, что хотел видеть!