Когда на следующее утро из-за холмов на востоке от Парижа взошло
ярко-красное солнце без лучей, каким оно бывает в погожие зимние дни, в
Луврском дворе все было в движении уже добрых два часа.
Великолепный берберский жеребец, стройный и нервный, на ногах
которого видна была сетка переплетающихся жил, как у оленя, бил копытом о
землю, прядал ушами и шумно выпускал пар из ноздрей, ожидая Карла IX. Но
он был все же менее нетерпелив, чем его хозяин, задержанный Екатериной,
которая остановила его на ходу, чтобы поговорить, по ее словам, о важном
деле.
Они стояли в застекленной галерее: Екатерина - холодная, бледная,
бесстрастная, как всегда, и Карл IX, который дрожал от нетерпения, грыз
ногти и стегал двух любимых собак, на которых были надеты панцири, чтобы
предохранить их от ударов клыков и чтобы они могли безнаказанно схватиться
со страшным зверем. К груди панциря был пришит маленький щиток с
французским гербом вроде тех, что нашивали на грудь пажей, не раз
завидовавших преимуществам этих счастливых любимчиков.
- Примите во внимание, Карл, - говорила Екатерина, - что, кроме вас и
меня, пока еще никому не известно о том, что поляки вот-вот приедут, а
между тем король Наваррский - да простит меня Бог! - ведет себя так, как
будто знает об этом. Несмотря на свое отречение, в которое я никогда не
верила, он поддерживает связь с гугенотами. Разве вы не заметили, как
часто он куда-то уходит в последнее время? У него появились деньги,
которых у него никогда не было; он покупает лошадей, оружие, а в дождливую
погоду с утра до вечера упражняется в фехтовании.
- Ах, Боже мой! - с нетерпением сказал Карл IX. - Неужели вы думаете,
матушка, что он собирается убить меня или моего брата, герцога Анжуйского?
В таком случае ему надо еще поучиться: не далее как вчера я нанес ему на
камзол рапирой одиннадцать точек, а он насчитал у меня всего шесть. А мой
брат Анжуйский фехтует еще искуснее меня или, по его словам, не хуже меня.
- Послушайте, Карл, не относитесь так легкомысленно к тому, что
говорит ваша мать, - настаивала Екатерина. - Польские послы скоро приедут,
и вот тогда вы увидите! Как только они появятся в Париже, Генрих сделает
все возможное, чтобы привлечь их внимание к себе. Он вкрадчив, он себе на
уме, не говоря о том, что его жена, которая, уж не знаю по каким причинам,
ему помогает, будет болтать с послами, говорить с ними по-латыни,
по-гречески, по-венгерски и, кто ее знает, по-каковски еще! Говорю вам.
Карл, - а вы знаете, что я никогда не ошибаюсь, - говорю вам: они что-то
затевают.
В эту минуту пробили часы, и Карл IX, перестав слушать Екатерину,
прислушался к их бою.
- Проклятие! Семь часов! - воскликнул он. - Час ехать - итого восемь!
Час на то, чтобы доехать до места сбора и набросить гончих, - да мы только
в девять начнем охоту! Честное слово, матушка, из-за вас я потеряю уйму
времени! Отстань, Смельчак!.. Проклятие!.. Отстань же, говорят тебе,
разбойник!
Он сильно хлестнул по спине молосского дога; бедное животное,
изумленное таким наказанием в ответ на свою ласку, взвизгнуло от боли.
- Карл, выслушайте же меня, ради Бога, - стояла на своем Екатерина, -
и не рискуйте своей судьбой и судьбой Франции. От вас только и слышишь:
охота, охота, охота!.. Исполните долг короля, тогда и охотьтесь сколько
душе угодно!
- Хорошо, хорошо. Матушка! - сказал Карл, бледный от нетерпения. -
Объяснимся поскорее: из-за вас во мне все клокочет. Честное слово, бывают
дни, когда я вас просто не понимаю!
Он остановился, похлопывая ручкой арапника по сапогу. Екатерина
решила, что благоприятный момент настал и что упускать его нельзя.
- Сын мой, у нас есть доказательство, что де Муи вернулся в Париж, -
сказала она. - Его видел господин де Морвель, которого вы хорошо знаете.
Он мог приехать только к королю Наваррскому! Надеюсь, этого достаточно,
чтобы подозревать Генриха больше, чем когда-либо.
- Опять вы нападаете на моего бедного Анрио! Вы хотите, чтобы я
приказал убить его, - так, что ли?
- О нет!
- Изгнать его? Но как вы не понимаете, что в изгнании он будет куда
опаснее, чем здесь, у нас на глазах, в Лувре, где он не может сделать
ничего такого, что не стало бы нам известно в ту же минуту?
- Потому-то я и не хочу, чтобы его отправили в изгнание.
- Тогда чего же вы хотите? Говорите скорее!
- Я хочу, чтобы, пока поляки будут в Париже, он посидел в тюрьме, -
например, в Бастилии.
- Ну нет! - воскликнул Карл. - Сегодня мы с ним охотимся на кабана, а
он один из лучших моих помощников на охоте. Без него охоты нет! Черт
возьми! Вы, матушка, думаете только о том, как вывести меня из терпения!
- Ах, милый сын, да разве я говорю, что сегодня? Послы приедут завтра
или послезавтра. Арестуем его после охоты, сегодня вечером.., или ночью...
- Это дело другое! Там увидим! Мы еще поговорим об этом. После охоты
- я ничего не имею против. Прощайте! Сюда, Смельчак! Или ты тоже будешь
дуться на меня?
- Карл, - сказала Екатерина, останавливая сына за руку и рискуя
вызвать этой задержкой новую вспышку гнева, - я думаю, что арест можно
отложить до вечера или до ночи, но приказ об аресте лучше подписать сейчас.
- Писать приказ, подписывать, разыскивать печать для королевских
грамот, а мы едем на охоту, меня ждут, а я никогда не заставлял себя
ждать! Нет, к черту, к черту!
- Но я вас так люблю, что не стану вас задерживать. Я все
предусмотрела. Войдите сюда, ко мне - все готово!
Екатерина проворно, словно ей было двадцать лет, отворила дверь в
свой кабинет и показала королю чернильницу, перо, грамоту, печать и
зажженную свечку.
Король взял грамоту и быстро пробежал ее глазами:
- "Приказ.., арестовать и препроводить в Бастилию брата нашего
Генриха Наваррского". - Готово! Прощайте, матушка! - сказал он,
подписываясь одним росчерком, и бросился из кабинета с собаками вне себя
от радости, что так дешево отделался от матери.
Во дворе все ждали Карла с нетерпением и, зная, как он пунктуален во
всем, что касается охоты, удивлялись, что он опаздывает. Зато когда он
появился, охотники приветствовали его криками, доезжачие - фанфарами,
лошади - ржанием, собаки - лаем.
Весь этот шум и гам так подействовал на Карла, что его бледные щеки
покрылись румянцем, сердце забилось, и на мгновение он стал счастливым и
юным.
Король наспех поздоровался с этим блестящим обществом, собравшимся во
дворе: он кивнул головой герцогу Алансонскому, помахал рукой Маргарите,
прошел мимо Генриха, сделав вид, что не заметил его, и вскочил на своего
горячего берберского жеребца. Жеребец стал бить под ним задом, но, сделав
два-три курбета, почувствовал, с каким седоком имеет дело, и успокоился.
Снова загремели фанфары, и король выехал из Лувра в сопровождении
герцога Алансонского, короля Наваррского, Маргариты, герцогини Неверской,
г-жи де Сов, Таванна и всей придворной знати.
Само собою разумеется, что в числе охотников были Коконнас и Ла Моль.
Что касается герцога Анжуйского, то он уже три месяца был на осаде
Ла-Рошели.
В ожидании короля Генрих подъехал поздороваться с женой, та, отвечая
на его приветствие, шепнула ему на ухо:
- Нарочный из Рима был у герцога Алансонского. Коконнас сам ввел его
к нему на четверть часа раньше, чем курьера от герцога Неверского ввели к
королю.
- Значит, ему все известно? - спросил Генрих.
- Конечно, известно, - ответила Маргарита. - Вы только посмотрите,
как блестят его глаза, несмотря на всю его скрытность!
- Я думаю! - прошептал Беарнец. - Ведь сегодня он гонится уже за
тремя зайцами: Францией, Польшей и Наваррой, не считая кабана!
Он поклонился жене, вернулся на свое место и подозвал одного из слуг,
родом беарнца, предки которого в течение столетия служили его предкам и
который обычно был посланцем в любовных дедах Генриха.
- Ортон! - обратился к нему Генрих. - Этот ключ передай кузену
госпожи де Сов, ты его знаешь, он живет у своей возлюбленной на углу улицы
Катр-Фис; скажешь ему, что его кузина желает поговорить с ним сегодня
вечером. Пусть он войдет ко мне в комнату и, если меня не будет дома,
пусть подождет; если же я очень запоздаю, пускай ложится спать на мою
постель.
- Ответа не требуется, государь?
- Нет, только скажи мне, застал ты его дома или нет. А ключ отдашь
только ему, понимаешь?
- Да, государь.
- Постой! Куда тебя черт несет? Перед тем, как мы выйдем из Парижа, я
подзову тебя, чтобы ты переседлал мне лошадь, - тогда будет понятно,
почему ты опоздал, а когда выполнишь поручение, догонишь нас в Бонди.
Слуга кивнул головой и отъехал в сторону. Собравшиеся двинулись по улице
Сент-Оноре, затем по улице Сен-Дени и, наконец, въехали в предместье; на
улице Сен-Лоран лошадь короля Наваррского расседлалась, Ортон подъехал к
нему, и все произошло так, как условились слуга и господин, который
поскакал вдогонку за королевским поездом на улицу Реколе, в то время как
его верный слуга скакал на улицу Катр-Фис.
Когда Генрих Наваррский присоединился к королю, Карл был занят столь
интересным разговором с герцогом Алансонским о погоде, о возрасте
обложенного кабана-одинца, о месте его лежки, что не заметил или сделал
вид, будто не заметил, что Генрих на некоторое время отстал.
Маргарита все это время издали наблюдала за обоими, и ей казалось,
что всякий раз, как ее брат-король смотрел на Генриха, в глазах его
появлялось смущение.
Герцогиня Неверская хохотала до слез, потому что Коконнас, особенно
веселый в этот день, беспрестанно отпускал остроты, стараясь насмешить дам.
Ла Моль уже два раза нашел случай поцеловать белый с золотой бахромой
шарф Маргариты и сделал это с ловкостью, присущей любовникам, так, что его
проделку заметили всего-навсего три-четыре человека.
В четверть девятого все общество прибыло в Бонди.
Карл IX первым делом спросил, не ушел ли кабан.
Обошедший зверя доезжачий ручался, что кабан в лежке.
Закуска была уже готова. Король выпил стакан венгерского, пригласил к
столу дам, а сам, сгорая от нетерпения, чтобы убить время, пошел
осматривать псарню и ловчих птиц, приказав не расседлывать его лошадь,
ибо, заметил он, ему еще не доводилось ездить на такой отличной, такой
выносливой лошади.
Король производил осмотр, а между тем появился герцог де Гиз. Он был
вооружен так, как будто ехал не на, охоту, а на войну; его сопровождало
двадцать - тридцать дворян в таком же снаряжении. Он тотчас осведомился,
где король, подошел к нему и вернулся вместе с ним, продолжая какой-то
разговор.
Ровно в девять часов король сам протрубил сигнал "набрасывать" собак,
все сели на лошадей и поехали к месту охоты.
Улучив по дороге удобную минуту, Генрих опять подъехал к жене.
- Что нового? - спросил он.
- Ничего, кроме того, что мой брат Карл как-то странно на вас
посматривает, - ответила Маргарита.
- Я это заметил, - сказал Генрих.
- А вы приняли меры предосторожности?
- На мне кольчуга, отличный испанский охотничий нож, отточенный, как
бритва, острый, как игла, - я протыкаю им дублоны.
- Ну, да хранит вас Бог! - сказала Маргарита. Доезжачий, ехавший во
главе охоты, дал знак остановиться; охота подъехала к лежке.