Через несколько дней после описанных нами событий однажды утром в Луврском дворе появились носилки в сопровождении нескольких дворян, одетых в цвета герцога де Гиза, и королеве Наваррской доложили, что герцогиня Неверская просит оказать ей честь и принять ее.

У Маргариты была г-жа де Сов. Красавица баронесса вышла в первый раз после своей мнимой болезни. Она знала, что за время ее болезни, почти в течение недели вызывавшей столько разговоров при дворе, королева Наваррская говорила мужу, что ее очень волнует состояние г-жи де Сов, и теперь она пришла благодарить королеву.

Маргарита поздравила г-жу де Сов с выздоровлением и с тем, что она благополучно перенесла приступ странной болезни, а болезнь эту Маргарита, которая, как принцесса крови, была сведуща в медицине, считала очень опасной.

- Надеюсь, вы примете участие в большой охоте? - спросила Маргарита. - Она была уже один раз отложена, но теперь окончательно назначена на завтра. Погода для зимы мягкая. Солнце согрело землю, и все наши охотники уверяют, что день будет на редкость благоприятный для охоты.

- Не знаю, достаточно ли я окрепла для этого.

- Нет, нет, возьмите себя в руки, - сказала Маргарита. - К тому же я, как женщина воинственная, предоставила в полное распоряжение короля беарнскую лошадку, на которой должна была ехать и которая больше подойдет вам. Разве вы о ней еще не слышали?

- Слышала, государыня, но не знала, что лошадка предназначалась для вашего величества, иначе я бы ее не приняла.

- Из гордости, баронесса?

- Напротив, государыня, из скромности.

- Значит, вы поедете?

- Ваше величество, вы оказываете мне большую честь. Я поеду, раз вам так угодно.

В эту минуту доложили о герцогине Неверской. При ее имени Маргарита невольно выразила такую радость, что баронесса поняла, сколь необходимо королеве и герцогине поговорить наедине, и встала, собираясь уходить.

- Итак, до завтра! - сказала Маргарита.

- До завтра.

- Кстати, - сказала Маргарита, сделав прощальный знак рукой, - имейте в виду, баронесса, что на людях я вас ненавижу, - ведь я страшно ревнива.

- А на самом деле? - спросила г-жа де Сов.

- О, на самом деле я не только прощаю вас, но даже вам благодарна!

- В таком случае, ваше величество, разрешите... Маргарита протянула ей руку; баронесса почтительно ее поцеловала, сделала глубокий реверанс и вышла.

Пока г-жа де Сов бежала вверх по лестнице, прыгая, как козочка, сорвавшаяся с привязи, герцогиня Неверская обменялась с королевой церемонными приветствиями, чтобы дать время удалиться сопровождавшим ее дворянам.

- Жийона! Жийона! - крикнула Маргарита, когда дверь за ними затворилась, - смотри, чтобы нам никто не помешал!

- Да, да, - сказала герцогиня, - нам надо поговорить об очень серьезных делах.

С этими словами она без церемоний уселась в кресло, заняв лучшее место, поближе к солнцу и огню, уверенная, что никто не помешает одному из тех задушевных разговоров, какие были в обычае у них с королевой Наваррской.

- Ну, как идут наши дела с этим воином? - с улыбкой спросила Маргарита.

- Дорогая королева, клянусь душой, это существо мифологическое! - ответила герцогиня. - Он несравненно, неистощимо остроумен! Он отпускает такие шутки, что и святой в своей раке помер бы со смеху. Кроме того, это отъявленный язычник в католической шкуре! Такого еще свет не видывал! Я от него просто без ума! Ну, а как твои дела с этим Аполлоном?

- Ox! - вздохнула Маргарита.

- Это "ох" меня пугает, дорогая королева. Может быть, этот красавчик Ла Моль чересчур почтителен? Или чересчур сентиментален? Тогда должна признаться, что он полная противоположность своему другу, Коконнасу.

- Да нет, он иногда бывает и другим, - ответила Маргарита, - а мое "ох!" относится только ко мне.

- Что же это значит?

- То, дорогая герцогиня, что я смертельно боюсь полюбить его по-настоящему.

- Правда?

- Честное слово Маргариты!

- Что ж, тем лучше! Как весело мы заживем! - воскликнула Анриетта. - Моя мечта - любить немножко, твоя - любить горячо. Ах, моя дорогая и ученая королева, как приятно дать отдых уму и волю - чувству! Ведь правда? А после безумств - улыбаться! Ах, Маргарита, предчувствую, что мы отлично проведем этот год!

- Ты так думаешь? - спросила королева. - А вот я напротив: не знаю, Отчего, но я все вижу сквозь траурную Дымку. Вся наша политика меня страшно тревожит. Пойди и, узнай, так ли предан моему брату твой Аннибал, как он это изображает. Разведай, это очень важно.

- Это он-то предан кому-нибудь или чему-нибудь? Сейчас видно, что ты не знаешь его так, как я! Если он чему-то и предан, так только честолюбию, больше ничему. Если твой брат может ему обещать много, ну тогда можешь быть спокойна: он будет ему предан. Но если герцог вздумает не исполнить своих обещаний, берегись тогда твой братец, хоть он и принц крови!

- В самом деле?

- Уж я тебе говорю! Даю слово, Маргарита, этот тигр, - которого я приручила, пугает даже меня. Как-то я ему сказала: "Аннибал, не обманывайте меня, а если обманете, берегитесь!.." Но, когда я это говорила, я смотрела на него моими изумрудными глазами, которые вдохновили Ронсара:

У красавицы Невер, Например, Глазки зелены и нежны; Но порой сверкает в них Больше молний голубых, Чем в пучинах роковых В страшный миг Бури бешено-мятежной!

- И что же?

- Я думала, что он ответит: "Я? Обманывать вас? Никогда!" - и так далее, и так далее... А знаешь, что он ответил?

- Нет.

- Суди сама, что это за человек! "А если вы, - ответил он, - обманете меня, то, хоть вы и принцесса, тоже берегитесь...".

Говоря это, он грозил мне не только глазами, но и длинным мускулистым пальцем с острым, как копье, ногтем, причем тыкал мне этим пальцем чуть ли не в нос. Признаюсь, милая королева, у него было такое лицо, что я вздрогнула, а ведь ты знаешь, что я не трусиха.

- Он тебе грозил, Анриетта? Да как он смел?

- Э, черт побери! Я ему тоже пригрозила! И, в сущности говоря, он был совершенно прав! Как видишь, он предан только до известного момента или, вернее, до неизвестного момента.

- Что ж, посмотрим, - задумчиво сказала Маргарита, - я поговорю с Ла Молем. Тебе больше нечего мне сказать?

- Есть одна новость, и притом очень интересная, - из-за нее-то я и пришла. Но ты заговорила со мной о вещах, которые для меня еще интереснее. Я получила письмо.

- Из Рима?

- Да, его привез нарочный от моего мужа...

- О польском деле?

- Да, дело идет как нельзя лучше, и весьма возможно, что в самом скором времени ты отделаешься от своего брата, герцога Анжуйского.

- Значит, папа утвердил его?

- Да, дорогая.

- И ты мне об этом не сказала! - воскликнула Маргарита. - Ну, скорей, скорей, расскажи подробно!

- Кроме того, что я тебе сообщила, я, честное слово, больше ничего не знаю. Впрочем, подожди, я дам тебе прочесть письмо герцога Неверского. На, вот оно! Ах, нет! Это стихи Аннибала, и притом жестокие стихи, милая Маргарита, других он не пишет. А-а, на этот раз оно!.. Нет, опять не то: это моя записочка, я захватила ее с собой, чтобы ты передала ее Аннибалу через Ла Моля. Ага, вот наконец это письмо!

И герцогиня Неверская протянула письмо королеве. Маргарита поспешно развернула его и прочитала, но в нем действительно было только то, что она уже слышала от своей подруги.

- А как ты получила это письмо? - продолжала расспросы королева.

- С нарочным моего мужа, которому было приказано сперва заехать во дворец Гизов и передать письмо мне, а уж потом отвезти в Лувр королю. Ведь я знала, какое значение придает этой новости моя королева, и потому сама попросила мужа распорядиться таким образом. И, как видишь, он меня послушался. Это не то, что мое чудовище Коконнас. Сейчас во всем Париже эту новость знают только три человека: король, ты, я да, пожалуй, тот человек, который ехал по пятам нашего нарочного.

- Какой человек?

- Ох, это ужасное ремесло! Представь себе, что наш несчастный гонец приехал усталый, растерзанный, весь в пыли; он скакал семь дней и семь ночей, не останавливаясь ни на минуту.

- А что за человек, о котором ты заговорила?

- Погоди, сейчас скажу. Всю дорогу, все четыреста миль, за нашим нарочным с той же скоростью скакал человек, которого тоже ждали подставы, и у него был такой, свирепый вид, что бедняга нарочный боялся в любую минуту заполучить в спину пулю из пистолета. Оба одновременно подъехали к заставе Михаила Архангела, оба галопом промчались по улице Муфтар, оба поскакали по Сите. Но, проехав по мосту Парижской Богоматери, наш нарочный взял вправо, а тот повернул налево по площади Шатле и пролетел по Луврской стороне набережных, как стрела, пущенная из арбалета.

- Спасибо, Анриетта, спасибо, хорошая моя! - воскликнула Маргарита. - Ты права, вести очень интересные... К кому же ехал этот второй нарочный? Надо будет узнать... А теперь прощай. Вечером встретимся на улице Тизон, да? А завтра - на охоте. Только выбери самую норовистую лошадь, такую, которая может понести, чтобы мы могли побыть наедине. Сегодня вечером скажу тебе, что надо выведать у Коконнаса.

- А ты не забудешь передать мою записку? - со смехом спросила герцогиня Неверская.

- Нет, нет, будь покойна, он получит ее вовремя! Герцогиня Неверская вышла, и в ту же минуту Маргарита послала за Генрихом. Генрих прибежал и прочитал письмо герцога Неверского.

- Так, так! - сказал он.

Маргарита рассказала о двух нарочных.

- Верно, - отвечал Генрих, - я видел того гонца, когда он въехал в Лувр.

- Может быть, он прискакал к королеве-матери?

- Нет, в этом я уверен; я на всякий случай вышел в коридор, но там никого не было.

- В таком случае, - глядя на мужа, сказала Маргарита, - он, наверно, приехал к...

- К вашему брату Франсуа? - спросил Генрих.

- Да. Но как это узнать?

- А нельзя ли, - небрежно сказал Генрих, - послать за одним из этих двух дворян и узнать у него...

- Верно, государь! - сказала Маргарита, очень довольная предложением мужа. - Сейчас пошлю за Ла Молем... Жийона! Жийона!

Девушка вошла в комнату.

- Мне нужно сию же минуту поговорить с Ла Молем, - сказала королева.

- Постарайся найти его и приведи сюда.

Жийона вышла. Генрих сел за стол, на котором лежала немецкая книга с гравюрами Альбрехта Дюрера, и принялся рассматривать их так внимательно, что даже не поднял головы, когда вошел Ла Моль, и, казалось, вовсе его не заметил.

Молодой человек, увидев короля у Маргариты, остановился на пороге, безмолвный от неожиданности и бледный от волнения.

Маргарита подошла к нему.

- Господин де Ла Моль! He можете ли вы мне сказать, кто сегодня дежурит у герцога Алансонского? - спросила она.

- Коконнас, ваше величество... - ответил Ла Моль.

- Попытайтесь узнать у него, не пропускал ли он сегодня к герцогу человека, забрызганного грязью и как будто долго скакавшего во весь опор.

- Боюсь, что он не станет говорить об этом: за последние дни он стал очень неразговорчив.

- Вот как! Но мне думается, что если вы передадите ему вот эту записочку, он должен будет чем-то вам отплатить.

- От герцогини!.. О, с этой записочкой в руках я попытаюсь...

- Добавьте, - сказала Маргарита шепотом, - что эта записка сегодня вечером послужит ему пропуском в известный вам дом.

- А какой пропуск получу я?

- Вы назовете себя, и этого будет довольно.

- Дайте, дайте мне эту записку, ваше величество, - сгорая от любви, сказал Ла Моль, - я ручаюсь за все!

С этими словами Ла Моль вышел.

- Завтра мы узнаем, известно ли герцогу Алансонскому о польском деле, - спокойно сказала Маргарита, обращаясь к мужу.

- Этот Ла Моль в самом деле и любезен, и услужлив, - сказал Беарнец с улыбкой, свойственной ему одному. - И - клянусь мессой! - я о нем позабочусь.