На другой день была назначена охота с гончими в Сен-Жерменском лесу.
Генрих приказал, чтобы к восьми часам утра была готова - то есть
оседлана и взнуздана - беарнская лошадка, которую он собирался подарить
г-же де Сов, но на которой предварительно хотел проехаться сам. Без
четверти восемь лошадь стояла во дворе. Ровно в восемь Генрих спустился
вниз по лестнице.
Лошадка была маленькая, но сильная и горячая; она била землю копытом
и потряхивала гривой. Ночь была холодная, землю покрывал тонкий ледок.
Генрих хотел было пройти по двору, к конюшням, где его ждал конюх с
лошадью, но, когда он проходил мимо часового-швейцарца, стоявшего у
дверей, солдат сделал ему на караул и сказал:
- Да хранит Господь его величество короля Наваррского!
Услышав такое пожелание, а главное - голос, который произнес эти
слова, Беарнец вздрогнул.
Он повернулся к солдату и сделал шаг назад.
- Де Муи! - прошептал он.
- Да, государь, де Муи.
- Зачем вы здесь?
- Ищу вас.
- Что вам надо?
- Мне надо поговорить с вами, ваше величество.
- Несчастный, - подойдя к нему, сказал Генрих, - разве ты не знаешь,
что рискуешь головой?
- Знаю.
- И что же?
- И все же я здесь.
Генрих слегка побледнел: он понял, что опасность, которой подвергался
пылкий молодой человек, грозила и ему. Он с беспокойством посмотрел по
сторонам и снова отступил, но не так быстро, как в первый раз.
В одном из окон Генрих заметил герцога Алансонского.
Он сразу повел себя иначе: взял из рук де Муи, стоявшего, как мы
сказали, на часах, мушкет и сделал вид, что хочет осмотреть его.
- Де Муи! - сказал он. - Уж конечно, весьма важная причина заставила
вас броситься в пасть волку?
- Да, государь. Я вас подстерегаю уже целую неделю. Только вчера мне
удалось узнать, что вы, ваше величество, будете сегодня утром пробовать
лошадь, и я встал у дверей Лувра.
- Но откуда у вас этот костюм?
- Командир роты - протестант и мой друг.
- Вот вам ваш мушкет, несите караул по-прежнему. За нами следят. На
обратном пути я постараюсь сказать вам два слова, но если я сам не
заговорю, не останавливайте меня. Прощайте!
Де Муи принялся расхаживать взад и вперед, а Генрих подошел к лошади.
- Что это за милая скотинка? - спросил из окна герцог Алансонский.
- Это лошадка, которую я должен попробовать сегодня утром, - ответил
Генрих.
- Но она совсем не для мужчины.
- Она и предназначена для одной красивой дамы.
- Берегитесь, Генрих! Вы окажетесь предателем, потому что эту даму мы
увидим на охоте, и если я не знаю, чей вы рыцарь, то хотя бы узнаю, чей вы
шталмейстер.
- О нет! Даю слово, что не узнаете, - с притворным добродушием
возразил Генрих, - эта дама сегодня не выйдет из дому: ей очень
нездоровится.
- Ах, ах! Бедная госпожа де Сов! - со смехом сказал герцог
Алансонский.
- Франсуа! Франсуа! Это вы предатель.
- А что такое с красавицей Шарлоттой? - спросил герцог Алансонский.
- Право, хорошенько не знаю, - отвечал Генрих, пуская лошадь коротким
галопом и заставляя ее скакать по кругу. - Дариола сказала мне, что у нее
болит голова, какая-то вялость, словом, общая слабость.
- Вам это не помешает ехать с нами? - спросил герцог.
- Мне? Почему помешает? - возразил Генрих. - Ведь вы знаете, что я
безумно люблю охоту с гончими и ничто не заставит меня пропустить ее.
- Однако как раз эту вы пропустите, Генрих, - сказал герцог
Алансонский, обернувшись и поговорив с кем-то, кто разговаривал с
герцогом, оставаясь в глубине комнаты и был невидим Генриху, - его
величество король сию минуту известил меня, что охоты не будет.
- Вот так-так! - произнес Генрих с видом глубокого разочарования. - А
почему?
- Кажется, пришли очень важные письма от герцога Неверского. Король
совещается с королевой-матерью и моим братом, герцогом Анжуйским.
"Ах, вот оно что! - подумал Генрих. - А не получены ли известия из
Польши?".
- В таком случае незачем мне рисковать на этой гололедице. До
свидания, брат мой! - ответил он герцогу.
С этими словами Генрих остановил лошадь подле де Муи.
- Друг мой, - заговорил он, - попроси кого-нибудь из твоих товарищей
сменить тебя на карауле, а сам помоги конюху расседлать лошадь, положи
седло себе на голову и отнеси его к золотых дел мастеру в королевскую
шорную мастерскую: он должен закончить шитье, которое не успел закончить к
сегодняшней охоте. А потом зайдешь ко мне с ответом.
Де Муи поспешил исполнить приказание, так как герцога Алансонского
уже не было в окне: видимо, он что-то заподозрил.
И в самом деле: едва де Муи успел выйти за калитку, как у дверей
появился герцог Алансонский. На месте де Муи стоял настоящий швейцарец.
Герцог Алансонский очень внимательно осмотрел нового караульного и,
повернувшись к Генриху, спросила:
- Брат мой, ведь вы не с ним только что разговаривали?
- Это был парень из моего штата, которого я устроил на службу в отряд
швейцарцев; сейчас я дал ему одно поручение, и он пошел его исполнить.
- А-а! - произнес герцог, как будто удовлетворившись этим ответом. -
А как поживает Маргарита?
- Я сейчас иду к ней и спрошу ее.
- А разве со вчерашнего дня вы с ней не виделись?
- Нет. Вчера я пришел к ней часов в одиннадцать вечера, но Жийона
сказала мне, что Маргарита устала и уже спит.
- Вы ее не застанете, она куда-то ушла.
- Очень может быть, - ответил Генрих, - она собиралась в
Благовещенский монастырь.
- Разговор не мог продолжаться: Генрих, видимо, решил только отвечать.
Зять и шурин расстались: герцог Алансонский отправился, по его
словам, узнавать новости, король Наваррский прошел к себе.
Не прошло и пяти минут, как он услышал стук в дверь.
- Кто там? - спросил Генрих.
- Государь, я с ответом от золотых дел мастера из шорной мастерской,
- ответил знакомый Генриху голос де Муи.
Генрих, явно волнуясь, предложил молодому человеку войти и затворил
за ним дверь.
- Это вы, де Муи? - воскликнул он. - Я надеялся, что вы еще подумаете!
- Государь, - ответил де Муи, - я думал целых три месяца - этого
достаточно. Теперь пришло время действовать.
Генрих вздрогнул.
- Не волнуйтесь, государь, мы одни, а время дорого и я очень
тороплюсь. Ваше величество, вы можете одним словом вернуть нам все, что
события этого года отняли у протестантов. Давайте поговорим ясно, кратко и
откровенно.
- Я слушаю, мой храбрый де Муи, - ответил Генрих, видя, что избежать
объяснения невозможно.
- Правда ли, что вы, ваше величество, отреклись от протестантства ?
- Правда, - ответил Генрих.
- Да, но устами или сердцем?
- Мы всегда благодарны Богу, когда Он спасает нам жизнь, - ответил
Генрих, избегая прямого ответа на вопрос, как он обычно поступал в таких
случаях. - а Бог явно избавил меня от страшной опасности.
- Государь, - продолжал де Муи. - признаемся в одном.
- В чем?
- В том, что вы отреклись не по убеждению, а по расчету. Вы отреклись
для того, чтобы король оставил вас в живых, а не потому, что Бог сохранил
вам жизнь.
- Какова бы ни была причина моего обращения, де Муи, - отвечал
Генрих, - тем не менее я католик.
- Хорошо, но останетесь ли вы католиком навсегда? Разве вы не вернете
себе свободную жизнь и свободу совести при первой возможности? Теперь
такая возможность вам представляется: Ла-Рошель восстала, Беарну и
Руссильону довольно одного слова, чтобы начать действовать, вся Гийенна
кричит о войне. Скажите только, что вы стали католиком по принуждению, и я
вам ручаюсь за будущее.
- Дворян моего происхождения не принуждают, мой милый де Муи. То, что
я сделал, я сделал добровольно.
- Но, государь, - сказал молодой человек, у которого сжималось сердце
от этого неожиданного сопротивления, - неужели вы не понимаете, что,
поступая таким образом, вы нас бросаете.., предаете нас?
Генрих был невозмутим.
- Да, да, государь! Вы предаете своих - ведь многие из нас явились
сюда, рискуя жизнью, чтобы спасти вашу свободу и вашу честь! - продолжал
де Муи. - Мы подготовили все, чтобы добыть для вас престол. Слышите,
государь? Не только свободу, но и власть: вы займете тот престол, какой
захотите сами, потому что через два месяца вы сможете выбирать между
Наваррой и всей Францией.
- Де Муи, - заговорил Генрих, отводя глаза, невольно засверкавшие при
этом предложении, - де Муи, я жив, я католик, я супруг королевы Маргариты,
я брат короля Карла, я зять моей доброй тещи Екатерины. Де Муи!
Когда я породнился со всеми этими людьми, я принял в расчет не только
выгоды, но и обязанности.
- Тогда чему же верить, государь? Мне говорят, что ваш брак - брак
только для видимости, мне говорят, что ваше сердце осталось свободным, мне
говорят, что ненависть Екатерины...
- Враки, враки! - поспешил перебить его Генрих. - Друг мой, вас нагло
обманули! Милая Маргарита на самом деле моя жена, Екатерина на самом деле
мне мать, наконец, король Карл Девятый на самом деле мой повелитель,
владыка моей жизни и души.
Де Муи вздрогнул, и почти презрительная улыбка мелькнула у него на
губах.
- Итак, государь, - сказал он, в унынии опуская руки и пытаясь
проникнуть взглядом в потемки этой души, - вот какой ответ я должен
передать моим собратьям! Я скажу им, что король Наваррский подал руку и
отдал свое сердце тем, кто нас резал! Я скажу им, что он стал льстецом
королевы-матери и другом Морвеля...
- Мой милый де Муи, - отвечал Генрих, - король сейчас выйдет из зала
совета, и я пойду спрошу его, по каким причинам отложено такое важное
дело, как охота. Прощайте! Возьмите пример с меня, мой друг, - бросьте
политику, вернитесь на службу к королю и примите католичество.
Генрих проводил или, вернее сказать, выпроводил молодого человека в
переднюю как раз тогда, когда его изумление начинало уступать место ярости.
Не успел Генрих затворить дверь, как де Муи не выдержал и дал волю
страстному желанию наказать хоть что-нибудь, за неимением кого-нибудь: он
скомкал шляпу, бросил ее на пол и стал топтать ногами, как топчет бык
плащ, матадора.
- Клянусь смертью! - восклицал он. - Жалкий государь! Пусть же меня
убьют на этом самом месте и навеки запятнают короля Наваррского моей
кровью!
- Тес! Господин де Муи! - донесся чей-то голос из чуть приотворенной
двери. - Тише! Вас могут услышать.
Де Муи резко обернулся и увидел закутанного в плащ герцога
Алансонского, который высунул голову в коридор, чтобы удостовериться, нет
ли там кого-нибудь, кроме него и де Муи.
- Герцог Алансонский! - воскликнул де Муи. - Я погиб!
- Напротив, - шепотом сказал герцог, - быть может, вы, нашли то, чего
искали: вы же видите - я не желаю, чтобы вас здесь убили, как того
хотелось вам. Поверьте мне: ваша кровь может найти себе гораздо лучшее
применение, не стоит обагрять ею порог короля Наваррского. С этими словами
герцог распахнул дверь, которую все время держал полуотворенной.
- Эта комната двух моих дворян, - сказал герцог, - здесь никто нам не
помешает, и мы можем поговорить спокойно. Входите, сударь.
- К вашим услугам, ваше высочество! - ответил изумленный заговорщик.
Он вошел в комнату, и герцог Алансонский захлопнул за ним дверь так
же поспешно, как король Наваррский.
Де Муи очутился в комнате все еще под гнетом отчаяния, ярости и
злобы, но холодный, пристальный взгляд юного герцога Франсуа оказал на
гугенотского вождя такое же чудотворное воздействие, какое оказывает лед
на пьяного.
- Ваше высочество, - сказал он, - если я правильно понял, вам угодно
поговорить со мной?
- Да, господин де Муи, - отвечал Франсуа. - Несмотря на ваше
переодевание, мне показалось, что это вы, а когда вы делали на караул
моему брату Генриху, я вас узнал. Итак, де Муи, вы недовольны королем
Наваррским?
- Ваше высочество!
- Полноте, говорите смело! Вы и не подозревали, что, быть может, я
ваш друг.
- Вы, ваше высочество?
- Да, я. Говорите же!
- Я не знаю, что сказать вам, ваше высочество. Я хотел переговорить с
королем Наваррским о делах, которые вашему высочеству будут непонятны.
Кроме того, - добавил де Муи, стараясь принять равнодушный вид. - и
дело-то пустячное.
- Пустячное? - переспросил герцог.
- Да, ваше высочество.
- Такое пустячное, что ради него вы, рискуя жизнью, проникли в Лувр,
где, как вы знаете, ваша голова оценена на вес золота? Кому же неизвестно,
что вы, король Наваррский и принц Конде - главные вожди гугенотов?
- Раз вы так думаете, ваше высочество, то и поступайте со мной, как
подобает брату короля Карла и сыну королевы Екатерины.
- Зачем же я так поступлю? Ведь я же сказал вам, что я ваш друг!
Говорите правду!
- Ваше высочество, - отвечал де Муи. - клянусь вам...
- Не надо клясться, сударь. Протестантская религия запрещает давать
клятвы, особенно лживые.
Де Муи нахмурился.
- Повторяю, мне известно все, - продолжал герцог. Де Муи молчал.
- Вы не верите? - настойчиво, но благожелательно спросил герцог. -
Что ж, дорогой де Муи, придется убедить вас. Судите сами, ошибаюсь ли я.
Предлагали вы моему зятю Генриху, вот там, сейчас, - и герцог протянул
руку по направлению к покоям Беарнца, - вашу помощь и помощь ваших
сторонников для того, чтобы вернуть ему власть в Наварре?
Де Муи растерянно посмотрел на герцога.
- А он с ужасом отверг ваши предложения! Де Муи был ошеломлен.
- Разве не взывали вы к вашей старинной дружбе, к памяти о вашей
вере? Разве не манили короля Наваррского блестящей надеждой - столь
блестящей, что он был ею ослеплен, - надеждой на французскую корону? А?
Ну, скажите, плохо я осведомлен? Не затем ли вы приехали, чтобы предложить
все это королю Наваррскому?
- Ваше высочество! - воскликнул де Муи. - Вы так прекрасно
осведомлены, что в эту самую минуту я задаю себе вопрос, не обязан ли я
сказать вам: "Вы лжете, ваше королевское высочество!" и затеять с вами
смертный бой прямо в комнате, чтобы эта страшная тайна была погребена
вместе с нами?
- Тише, тише, мой храбрый де Муи Г - сказал герцог, не меняясь в лице
и не шевельнув пальцем при такой страшной угрозе. - Если мы с вами
останемся здравы и невредимы, тайна сохранится куда надежнее, чем если
один из нас погибнет. Выслушайте же меня и перестаньте терзать эфес вашей
шпаги. В третий раз повторяю вам, что вы имеете дело с другом, - отвечайте
же мне, как другу. Разве король Наваррский не отказался от всего, что вы
ему предлагали?
- Да, ваше высочество, в этом я могу признаться, ибо это признание не
погубит никого, кроме меня.
- А не вы ли, выйдя из комнаты короля Наваррского, топтали вашу шляпу
и кричали, что он трус и недостоин быть вашим вождем?
- Да, ваше высочество, это правда. Я это говорил.
- Ах, правда? Вы, наконец, признаетесь?
- Признаюсь.
- И остаетесь при своем мнении?
- Больше чем когда-либо, ваше высочество.
- Так вот что, господин де Муи! Я, я, я - третий сын Генриха Второго,
я, принц крови, - я, право же, дворянин достаточно высокого рода, чтобы
командовать вашими солдатами! А? Судите сами, достаточно ли я честен,
чтобы вы могли положиться на мое слово?
- Вы, ваше высочество? Вы - вождь гугенотов?
- Почему же нет? Вы прекрасно знаете, что в наше время люди то и дело
меняют веру. И если Генрих стал католиком, я могу стать гугенотом.
- Конечно, ваше высочество, но в таком случае я жду, что вы
объясните...
- Ничего нет проще! В двух словах я опишу вам наше политическое
положение. Мой брат Карл избивает гугенотов, чтобы расширить свою власть.
Мой брат герцог Анжуйский не мешает избивать их, потому что наследует
моему брату Карлу, а мой брат Карл, как вам известно, часто болеет. А я..,
со мной дело обстоит иначе: я никогда не взойду на престол, во всяком
случае на французский, так как у меня два старших брата. И не столько
закон природы, сколько ненависть ко мне матери и братьев отстранит меня от
трона; я не могу надеяться ни на родственные чувства, ни на славу, ни на
королевство, но мое сердце благородно не меньше, чем сердца моих старших
братьев. Так вот, де Муи, я хочу своей шпагой выкроить себе королевство в
той самой Франции, которую они заливают кровью. Итак, выслушайте меня, де
Муи, и я скажу вам, чего хочу. Я хочу стать королем Наваррским не по праву
рождения, а по праву избранника. Заметьте, что никаких возражений против
этого у вас быть не может: ведь я не являюсь узурпатором, так как брат мой
Генрих отверг ваши предложения и, погрязнув в бездействии, открыто заявил,
что Наваррское королевство - пустой звук. Генрих Беарнский не даст вам
ничего; я дам вам меч и имя. Франциск Алансонский, французский принц,
сумеет защитить своих товарищей или своих сообщников - называйте как
хотите. Итак, господин де Муи, что вы скажете о моем предложении?
- Ваше высочество, я им ослеплен.
- Де Муи, де Муи, нам придется преодолеть множество препятствий. Так
не будьте же с самого начала так несговорчивы и так требовательны к сыну
короля и брату короля, который идет вам навстречу!
- Ваше высочество, все было бы уже решено, если бы мои замыслы
принадлежали мне одному, но у нас есть совет, и, как бы ни было блестяще
предложение, а может быть, именно поэтому, вожди протестантской партии не
согласятся на него без определенного условия.
- Это другое дело, ваши слова идут от честного сердца и осторожного
ума. Приняв во внимание, как я сейчас поступил с вами. Муи, вы должны
признать мою порядочность. Но в таком случае и вы обращайтесь со мной. как
с человеком, достойным уважения, а не как с государем, которому только
льстят. Де Муи, есть ли у меня надежда на успех?
- Раз вашему высочеству угодно знать мое мнение, я даю вам слово,
что, после того как король Наваррский отверг предложение, сделанное мною,
у вашего высочества есть твердая надежда на успех. Но повторяю, ваше
высочество: я непременно должен условиться с нашими вождями.
- Так уславливайтесь, сударь, - отвечал герцог Алансонский. - А когда
ответ?
Де Муи молча посмотрел на герцога и, видимо, решился.
- Ваше высочество! - сказал он. - Дайте мне руку; я должен быть
уверен, что мне не грозит предательство, а для этого мне необходимо, чтобы
рука французского принца коснулась моей руки.
Герцог Алансонский не только протянул руку, но и сам пожал руку де
Муи.
- Теперь, ваше высочество, я спокоен, - сказал молодой гугенот. -
Если нас предадут, я скажу, что вы тут ни при чем. Иначе, ваше высочество,
сколь ни мала была бы ваша роль в этом предательстве, вы все равно были бы
обесчещены.
- Почему вы, де Муи, говорите мне об этом, еще не сказав, когда я
получу ответ ваших вождей?
- Потому, ваше высочество, что, спрашивая, когда вы получите ответ,
вы одновременно спрашиваете и о месте, где находятся наши вожди. Ведь если
я скажу вам: "Сегодня вечером", - вы будете знать, что они в Париже и что
они скрываются.
С этими словами де Муи недоверчиво устремил свой пронизывающий взгляд
в бегающие, лживые глаза молодого человека.
- Вижу, вижу, господин де Муи: ваши подозрения все еще не рассеялись,
- заметил герцог. - Но для первого раза я и не имею права требовать от вас
полного доверия. Позже вы лучше узнаете меня. Мы будем связаны общностью
наших интересов, и таким образом ваше недоверие будет побеждено. Так вы
говорите, сегодня вечером, господин де Муи?
- Да, ваше высочество, время не терпит. До вечера! Но будьте любезны
сказать - где?
- Здесь, в Лувре, в этой комнате. Вам это удобно?
- В этой комнате кто-нибудь живет? - спросил де Муи, указывая на две
кровати, стоявшие одна против другой.
- Два моих дворянина.
- Ваше высочество, по-моему, прийти в Лувр еще раз было бы с моей
стороны неосторожно.
- Почему?
- Потому, что если вы меня узнали, то ведь и у других глаза могут
оказаться такими, же зоркими, как у вашего высочества, и меня узнают. Но я
все-таки приду в Лувр, если вы, ваше высочество, согласитесь дать мне то,
о чем я вас попрошу.
- А именно?
- Охранную грамоту.
- Де Муи, если при вас найдут охранную грамоту, выданную мной, это
погубит меня, но не спасет вас. Я могу быть вам полезен только при
условии, что в глазах всех мы с вами люди, совершенно чуждые друг другу.
Малейшее сношение с вами, если его докажут моей матери или моим братьям,
будет стоить мне жизни. Таким образом, мои личные интересы будут служить
вам защитой с той минуты, как я скомпрометирую себя сношениями с вождями
вашей партии, подобно тому как и сейчас я компрометирую себя, разговаривая
с вами. Свободный в своих действиях, сильный своей неразгаданностью, пока
я непроницаем, я отвечаю вам за все, не забывайте этого. Итак, вновь
призовите ваше мужество и, полагаясь на мое слово, смело идите на то, на
что вы шли, не заручившись словом моего зятя. И сегодня же вечером
приходите в Лувр.
- Но как я приду сюда? Я не могу рисковать, разгуливая по Лувру в
этом костюме. Он хорош в подъезде да во дворе. А мой собственный костюм
еще опаснее: здесь меня все знают, а он нисколько не изменяет мою
внешность.
- Сейчас соображу, - сказал герцог. - Постойте, постойте...
По-моему... Ага! Нашел!
Герцог окинул взглядом комнату, и глаза его остановились на парадном
костюме Ла Моля, разложенном на постели, где лежали и великолепный, шитый
золотом вишневый плащ, о котором мы уже упоминали, и берет с белым пером,
с бордюром из серебряных и золотых маргариток, и, наконец, атласный, серый
с золотом, камзол.
- Видите этот плащ, перо и камзол? - спросил герцог. - Это костюм
одного из моих дворян, господина де Ла Моля; это щеголь высокого полета.
Его костюм произвел при дворе фурор, и Ла Моля узнают в нем за сто шагов.
Я дам вам адрес его портного; заплатите ему двойную цену, и к вечеру он
сошьет вам такой же. Запомните имя? Де Ла Моль.
Едва герцог Алансонский успел дать этот совет, как в коридоре
послышались шаги, приближавшиеся к двери, и вслед за тем в замочной
скважине повернулся ключ.
- Эй! Кто там? - крикнул герцог, бросаясь к двери и задвигая задвижку.
- Странный вопрос, черт побери! - отвечал голос из-за двери. -
Сами-то вы кто? Забавно, право: прихожу к себе домой, а меня спрашивают,
кто там!
- Это вы, господин де Ла Моль?
- Конечно, я. А вот кто вы?
Пока Ла Моль выражал свое изумление по поводу того, что его комната
оказалась занята, и пытался узнать, кто этот новый его сожитель, герцог
Алансонский, одной рукой придерживая задвижку, а другой прикрывая замочную
скважину, быстро повернулся к де Муи.
- Вы знакомы с Ла Молем? - спросил он.
- Нет, ваше высочество.
- И он вас не знает?
- Думаю, что нет.
- Тогда все благополучно. Но на всякий случай сделайте вид, что
смотрите в окно.
Де Муи повиновался без возражений: Ла Моль начинал выходить из
терпения и изо всех сил барабанил в дверь.
Герцог Алансонский бросил на де Муи последний взгляд и, убедившись,
что тот стоит спиной, отворил дверь, - Ваше высочество, герцог! -
воскликнул Ла Моль, от изумления делая шаг назад. - Простите, простите,
ваше высочество!
- Пустяки, сударь. Мне понадобилась ваша комната, чтобы принять
одного человека.
- Пожалуйста, ваше высочество, пожалуйста. Но, умоляю вас, позвольте
мне взять с постели мой плащ и шляпу: другой плащ и другую шляпу я потерял
ночью на Гревской набережной - там на меня напали воры.
- В самом деле, сударь, вид у вас неважный, - с улыбкой сказал
герцог, отдавая Ла Молю требуемые вещи. - Видно, вы имели дело с
напористыми молодцами!
Как мы уже сказали, герцог отдал Ла Молю плащ и берет. Молодой
человек поклонился и пошел переодеваться в переднюю, нимало не задумываясь
над тем, что делал герцог в его комнате: так уж повелось в Лувре, что
комнаты дворян, составлявших свиту принцев, служили принцам своего рода
гостиными, где назначались всевозможные приемы.
Де Муи подошел к герцогу, и оба, прислушиваясь, стали дожидаться,
когда Ла Моль закончит свои дела и уйдет, но Ла Моль сам вывел их из
затруднения: переодевшись, он подошел к двери и спросил:
- Простите, ваше высочество, вам не попадался граф де Коконнас?
- Нет, граф, хотя сегодня утром было его дежурство. "Значит, его
убили", - подумал Ла Моль и удалился. Герцог прислушался к постепенно
затихавшим шагам Ла Моля, затем отворил дверь и, увлекая за собой де Муи,
сказал:
- Смотрите хорошенько - вон он идет, и постарайтесь перенять его
неподражаемые манеры.
- Буду стараться изо всех сил, - отвечал де Муи, - но, к сожалению, я
не дамский угодник, я солдат.
- Как бы то ни было, около полуночи я жду вас в этом коридоре. Если
комната моих дворян будет свободна, я приму вас там; если нет - найдем
другую.
- Хорошо, ваше высочество.
- Итак, до ночи, до двенадцати часов.
- До двенадцати часов.
- Да, кстати, де Муи! При ходьбе сильно размахивайте правой рукой -
это очень характерно для господина де Ла Моля.