Обе пары исчезли как раз вовремя. Екатерина вставила ключ в замочную скважину второй двери, когда герцогиня Неверская и Коконнас сбегали по наружной лестнице, так что, войдя в комнату, она услышала, как заскрипели ступеньки под ногами беглецов.

Она пытливо осмотрела комнату и подозрительно взглянула на склонившегося перед ней Рене.

- Кто здесь был? - спросила она.

- Влюбленные, вполне довольные моим уверением, что они любят друг друга.

- Бог с ними, - пожав плечами, сказала Екатерина - Здесь больше никого нет?

- Никого, кроме вашего величества и меня.

- Вы сделали то, что я вам сказала?

- Это насчет черных кур?

- Да.

- Они здесь, ваше величество.

- Ах, если б вы были еврей! - пробормотала Екатерина.

- Я - еврей? Почему?

- Тогда вы могли бы прочесть мудрые книги, написанные евреями о жертвоприношениях Я велела перевести для себя одну из них и узнала, что евреи искали предсказаний не в сердце и не в печени, как римляне, а в строении мозга и в форме букв, начертанных на нем всемогущей рукой судьбы.

- Верно, ваше величество! Я слышал об этом от одного моего друга, старого раввина.

- Бывают буквы, - продолжала Екатерина, - начертанные так, что открывают весь пророческий путь, но халдейские мудрецы советуют...

- Советуют.., что? - спросил Рене, понимая, что Екатерина не решается продолжать.

- Советуют делать опыты на человеческом мозге, как более развитом и более чувствительном к воле вопрошающего.

- Увы, ваше величество, вы хорошо знаете, что это невозможно, - сказал Рене.

- Во всяком случае, трудно, - заметила Екатерина. - Ах, Рене, если б мы об этом знали в день святого Варфоломея!.. Как это было просто!. При первой казни... Я подумаю об этом. Ну, а пока будем действовать в пределах возможного. Комната для жертвоприношений готова?

- Да, ваше величество.

- Пойдем туда.

Рене зажег свечу; судя по запаху, то сильному и тонкому, то удушливому и противному, в состав свечи входило несколько веществ Освещая путь Екатерине, парфюмер первым вошел в келью.

Екатерина сама выбрала нож синеватой стали, а Рене подошел к углу и взял одну из кур, вращавших своими золотистыми глазами.

- Какие опыты мы будем делать?

- У одной мы исследуем печень, у другой мозг Если оба опыта дадут один и тот же результат, значит, все верно, особенно, если эти результаты совпадут с полученными раньше.

- С чего мы начнем?

- С опыта над печенью.

- Хорошо, - сказал Рене.

Он привязал курицу к жертвеннику за два вделанных по его краям кольца, положил курицу на спину и закрепил так, что птица могла только трепыхаться, не двигаясь с места.

Екатерина одним ударом ножа рассекла ей грудь. Курица прокудахтала три раза, некоторое время потрепыхалась и околела.

- Опять три раза! - прошептала Екатерина. - Предзнаменование трех смертей.

Затем она вскрыла трупик курицы.

- И печень сместилась влево, - продолжала она, - как всегда, влево.., три смерти и конец династии. Знаешь. Рене, это ужасно!

- Ваше величество, надо еще посмотреть, совпадут ли эти предсказания с предсказаниями второй жертвы.

Рене отвязал курицу и, бросив ее в угол, пошел за второй жертвой, но она, видя судьбу своей подруги, попыталась спастись и начала бегать по келье, а когда Рене загнал ее наконец в угол, взлетела у него над головой, и ветер, поднявшийся от взмахов ее крыльев, загасил чародейную свечу в руке Екатерины.

- Вот видите, Рене, - сказала королева, - так угаснет и наш род. Смерть дунет на него, и он исчезнет с лица земли... Три сына! Ведь три сына! - грустно прошептала она.

Рене взял у нее погасшую свечу и пошел зажечь ее в соседнюю комнату.

Вернувшись, он увидел, что курица спрятала голову в воронку.

- На этот раз криков не будет, - сказала Екатерина, - я сразу отрублю ей голову.

В самом деле, как только Рене привязал курицу, Екатерина исполнила свое обещание и отрубила голову одним ударом. Но в предсмертной судороге куриный клюв три раза раскрылся и закрылся.

- Видишь! - сказала Екатерина в ужасе. - Вместо трех криков - три вздоха. Три, все время три! Умрут все трое. Все эти души, отлетая, считают до трех и кричат троекратно. Теперь посмотрим, что покажет голова.

Екатерина срезала побледневший гребешок на голове птицы, осторожно вскрыла череп, разделила его так, чтобы ясно были видны мозговые полушария, и стала выискивать в кровавых извилинах мозговой пульпы что-нибудь похожее на буквы.

- Все то же! - вскрикнула она и всплеснула руками. - Все то же! И на этот раз предсказание яснее, чем когда бы то ни было! Посмотри!

Рене подошел.

- Что это за буква? - спросила Екатерина, указывая на сочетание линий в одном месте.

- Г, - ответил флорентиец.

- Сколько их? Рене пересчитал.

- Четыре! - сказал он.

- Вот, вот! Все так!.. Я понимаю - Генрих Четвертый! О, я проклята в своем потомстве! - отшвырнув нож, простонала она.

Страшна была фигура этой женщины, сжимавшей окровавленные руки, бледной как смерть, освещенной зловещим светом.

- Он будет царствовать, будет царствовать! - сказала она со вздохом отчаяния.

- Он будет царствовать. - повторил Рене, погруженный в глубокую задумчивость.

Однако мрачное выражение быстро исчезло с лица Екатерины при свете какой-то новой мысли, видимо, вспыхнувшей в ее мозгу.

- Рене, - сказала она, не оборачиваясь, не поднимая головы, опущенной на грудь, и протягивая руку к флорентийцу, - была ведь какая-то ужасная история, когда один перуджинский врач отравил губной помадой и свою дочь, и ее любовника - обоих вместе!

- Была, сударыня.

- А кто был ее любовником? - все время думая о чем-то, спросила Екатерина.

- Король Владислав:

- Ах да, верно! - прошептала Екатерина. - А вы не знаете подробностей этой истории?

- У меня есть старинная книга - там есть рассказ об этом, - ответил Рене.

- Хорошо, пройдем в другую комнату, и вы мне дадите эту книгу почитать.

Оба вышли из кельи, и Рене запер за собой дверь.

- Ваше величество, не прикажете ли совершить новые жертвоприношения? - спросил флорентиец.

- Нет, нет, Рене! Я пока вполне убеждена и этими. Подождем, не удастся ли нам добыть голову какого-нибудь осужденного, - тогда в день казни ты сговоришься с палачом.

Рене поклонился в знак согласия, затем, со свечой в руке, подошел к полкам с книгами, встал на стул, взял одну из книг и подал королеве.

Екатерина раскрыла книгу.

- Что это такое? - спросила она. - "Как надлежит вынашивать и питать ловчих птиц, соколов и кречетов, дабы они сделались смелы, сильны и к ловле охочим.

- Ах, простите, я ошибся! Это трактат о соколиной охоте, написанный одним луккским ученым для знаменитого Каструччо Кастракани. Он стоял рядом с той книгой и переплетен в такой же переплет, - я и ошибся. Впрочем, эта книга очень ценная; существуют только три экземпляра во всем мире: один в венецианской библиотеке, другой, купленный вашим предком Лоренцо Медичи, но затем подаренный Пьетро Медичи королю Карлу Восьмому, проезжавшему через Флоренцию, а вот этот - третий.

- Чту его как редкость, - ответила Екатерина, - но он мне не нужен: возьмите его.

Передавая книгу левой рукой, она протянула к Рене правую руку за другой книгой.

На этот раз Рене не ошибся - другая книга была именно той, какая нужна была королеве. Рене слез со стула, полистал книгу и подал Екатерине, открыв на нужной странице.

Екатерина села за стол, Рене поставил перед ней чародейную свечу, и ори свете ее синеватого огонька она вполголоса прочла несколько строк.

- Хорошо, - закрыв книгу, сказала она, - тут все, что мне хотелось знать.

Она поднялась со стула, оставив книгу на столе, но унося в голове мысль, которая только зарождалась и должна была еще созреть.

Рене со свечой в руке почтительно ожидал, когда королева, видимо собиравшаяся уходить, даст ему новые распоряжения или обратится с новыми вопросами.

Екатерина, склонив голову и приложив палец к губам, молча сделала несколько шагов по комнате.

Затем она вдруг остановилась перед Рене и подняла на него свои круглые, устремленные вперед, как у хищной птицы, глаза.

- Признайся, ты сделал для нее какое-то приворотное зелье! - сказала она.

- Для кого? - затрепетав, спросил Рене.

- Для Сов.

- Я? Никогда не делал! - ответил Рене.

- Никогда?

- Клянусь душой, ваше величество.

- А все-таки тут не без колдовства: он безумно влюблен в нее, хотя никогда не отличался постоянством.

- Кто он?

- Он, проклятый Генрих, тот самый, который станет преемником моих трех сыновей и назовется Генрихом Четвертым, а ведь он сын Жанны д'Альбре!

Последние слова Екатерины сопровождались таким вздохом, что Рене вздрогнул, вспомнив о пресловутых перчатках, которые он, по приказанию Екатерины, приготовил для королевы Наваррской.

- Разве он по-прежнему бывает у нее? - спросил Рене.

- По-прежнему.

- А мне казалось, что король Наваррский окончательно вернулся к своей супруге.

- Комедия, Рене, комедия! Не знаю, с какой целью, но все как сговорились меня обманывать! Даже Маргарита, моя родная дочь, и та настроена против меня. Быть может, и она рассчитывает на смерть своих братьев - быть может, надеется стать французской королевой.

- Да, быть может, - сказал Рене, снова уйдя в свою думу и откликаясь, как эхо, на страшное подозрение Екатерины.

- Что ж, посмотрим! - сказала Екатерина и направилась к входной двери, очевидно не считая нужным идти потайной лестницей, будучи уверена, что она здесь одна.

Рене шел впереди, и через несколько секунд оба очутились в лавке парфюмера.

- Ты обещал мне новые кремы для рук и для губ. - сказала королева-мать. - теперь зима, а ты ведь знаешь, как моя кожа чувствительна к холоду.

- Я уже позаботился об этом, ваше величество, и все принесу вам завтра.

- Завтра ты не застанешь меня раньше девяти-десяти часов вечера. Днем я буду в церкви.

- Хорошо, сударыня, я буду в Лувре в десять часов вечера.

- У госпожи де Сов красивые губы и руки, - небрежным тоном заметила Екатерина. - А какой крем она употребляет?

- Для рук?

- Да, для рук.

- Крем на гелиотропе.

- А для губ?

- Для губ она будет теперь употреблять новый опиат моего изобретения; завтра я принесу коробочку вашему величеству, а заодно - и ей.

Екатерина на мгновенье задумалась.

- Она действительно красива, - промолвила королева-мать, словно отвечая самой себе на какую-то тайную мысль, - нет ничего удивительного, что Беарнец влюбился в нее по уши.

- А главное, она предана вашему величеству, по крайней мере, мне так кажется, - сказал Рене. Екатерина усмехнулась и пожала плечами.

- Разве может любящая женщина быть предана кому-нибудь, кроме своего любовника? - сказала она. - А все-таки, Рене, какое-то приворотное зелье ты ей изготовил! - сказала она.

- Клянусь, что нет!

- Ну хорошо, оставим этот разговор. Покажи-ка мне твой новый опиат, от которого ее губки станут еще красивее и свежее.

Рене подошел к полке и указал на шесть одинаковых круглых серебряных коробочек, стоявших в ряд, одна к другой.

- Вот единственное приворотное зелье, какое она у меня просила, - сказал Рене. - И как вы, ваше величество, совершенно верно изволили заметить, этот крем я изготовил специально для госпожи де Сов, так как ее губы настолько чувствительны и нежны, что трескаются и от солнца и от ветра.

Екатерина раскрыла одну из коробочек с помадой карминного цвета удивительно красивого оттенка.

- Рене, дай мне крем для рук; я возьму его с собой. Рене взял свечу и пошел за кремом для королевы в другое отделение лавки. По дороге он быстро обернулся, и ему показалось, что Екатерина стремительным движением руки схватила одну коробочку и спрятала ее под своей длинной накидкой. Но Рене давно привык к таким кражам королевы-матери, а потому не допустил неловкости и не подал виду, что заметил это. Он достал требуемый крем, запакованный в бумажный мешочек с лилиями.

- Вот он, ваше величество, - сказал он.

- Спасибо, Рене! - ответила она и, помолчав с минуту, добавила:

- Не носи этого опиата госпоже де Сов раньше, чем через неделю или десять дней; я хочу попробовать его первая.

Екатерина собралась уходить.

- Ваше величество, прикажете проводить вас? - спросил Рене.

- Только до конца моста, - ответила Екатерина. - а там меня дожидаются мои дворяне с носилками.

Они вышли из лавки и дошли до угла улицы Барийри, где Екатерину ждали четыре дворянина верхом и носилки без гербов.

Вернувшись в лавку, Рене первым делом пересчитал коробочки с опиатом.

Одна из них исчезла.